Книга Нормандский гость - Владимир Москалев

– Разве он спрашивал вас об этом?

– Не только меня. И учинил следствие по этому делу.

Вия приблизилась к королеве-матери и негромко проговорила:

– Это следствие затянется на долгие годы.

– Думаешь? Дай-то бог. Но почему?

Бросив на собеседницу загадочный взгляд, Вия пояснила:

– Вы забыли, королева Эмма, чем обязан герцог Можеру? А то, что они к тому же родственники, ни о чем вам не говорит?

Эмма обрадованно стиснула Вию в объятиях:

– Всеблагий господь! Как ты меня успокоила, моя милая! Ведь чуть сердце не выпрыгнуло из груди, как узнала. Ах, Можер, ах он, проказник!

И они отправились дальше.

Во дворе, едва ступив на площадку перед дверьми, их внимание привлекла группа людей неподалеку, человек десять. Четверо держались особняком.

Эмма приостановилась.

– Смотри, – кивнула она на эту четверку, – узнаешь?

– Один из них – Можер, – сразу же угадала Вия, – другой – герцог Гуго, третий – его сын… а вот четвертого не знаю.

– Герцог Ричард Нормандский.

– Отец Можера?

– Он приехал на выборы короля.

– Я так и знала, что они изберут Капета.

– Интересно, кто его так прозвал.

– Монахи. Но трудно сказать, почему: то ли из-за его капюшона, то ли из-за мантии. Говорят и другое: в его турском аббатстве хранится плащ святого Мартина, отсюда – прозвище[11].

Все четверо тем временем тоже повернули головы в сторону лестницы, по которой неторопливо спускались королева-мать с Вией.

– С удовольствием прошла бы мимо, – обронила вполголоса Эмма с маской скорби на лице. – Терпеть не могу триумфаторов.

Они подошли и остановились. На губах королевы-матери ни тени улыбки. Тусклый взгляд безучастно скользит по лицам. Вия разглядывала герцога Ричарда, которого видела впервые. Бесспорно, они с сыном похожи, только отец пониже ростом. И в кого Можер вымахал такой?

На Ричарде башмаки с подвязками крест-накрест до колен, короткие штаны, легкая рубашка, плащ до бедер, на одном боку меч, на другом кинжал, головного убора нет.

– Приветствую вас, герцог, – чуть заметно растянула губы в подобие улыбки Эмма. – Признаться, я думала, мы встретимся раньше. Вам следовало бы навестить больную несчастную королеву.

– Я прибыл поздно, Эмма, к самой ассамблее. Меня задержали дела. Но, видит бог, я спешил в Лан, чтобы выразить вам соболезнование, – и герцог низко склонил голову. – Мне очень жаль, я любил Людовика как сына.

– Мы давно не виделись с вами, Ричард, – промолвила королева-мать, выдержав паузу. – Вы все такой же сильный телом и духом, это заметно, только слегка посыпало серебром голову.

– Старость не спрашивает человека, чего ему хочется, чего нет, Эмма, – ответил герцог Нормандский. – Когда вся моя голова будет убелена сединами, а рука не сможет удержать меч, я стану мудрецом.

– Мне бы хотелось, чтобы вы не торопились с этим. Государству нужны не мудрецы, а такие сильные воины, как вы.

Герцог молча склонил голову.

– Вам понравился мой сын? – переглянулся он с Можером. – Я отправил его к франкскому королю, чтобы он при его дворе научился хорошим манерам и помог в чем-либо, коли случится нужда. И что же я услышал, когда приехал? Он не выучился ничему, зато, как порассказал мне герцог франков, за ним уже числится немало подвигов. Говорят, он побывал даже в Бургундии. Я спросил его, что он там делал, но он молчит. Может, вы знаете?

– Что бы это ни было, Ричард, я уверена, граф Можер нигде и никогда не запятнал ни своей чести, ни рода. Вам следует гордиться сыном и ставить его в пример, как и он гордится своими славными предками и всегда ставит в пример вас, вашего отца Вильгельма и достославного деда Роллона.

– Клянусь мечом моего отца, приятнее этих слов я не слышал даже от родной матери, – с чувством произнес Ричард.

Эмма, с улыбкой чуть кивнув ему, обратила взгляд на герцога франков.

– Как вас теперь величать, Гуго? – спросила она, не проявляя ни волнения, ни интереса. – Не удивляйтесь, до нас уже дошли слухи о выборах в Компьене. Говорят, архиепископ в красноречии превзошел самого Демосфена[12], а Латро[13] впору брать у него уроки. Так как же? Вы уже государь?

– Для Церкви еще нет. Миропомазание через месяц.

– Значит, вы пока еще герцог?

– Не будет большой ошибкой называть меня как прежде. Но, думаю, было бы лучше, если бы ко мне обращались, как к королю. Так я быстрее привыкну к новой роли и не буду чувствовать себя скованным на коронации.

Не опуская головы, Эмма устремила взгляд вниз и застыла в молчании. Она подумала о сыне. Год тому назад он так же, с гордостью и волнением, говорил ей, что завтра сядет на трон…

Гуго догадался о ходе ее мыслей:

– Прошу простить, ваше величество, но я никого не хотел обидеть, тем более вас.

Эмма промолчала. Хотела уже уйти, но решила выяснить все до конца. Прямо сейчас, здесь, на людях, посреди этого двора. Ей стали ненавистны кабинеты и утомительные визиты с бесконечными поклонами и дежурными улыбками.

– А что вы скажете в отношении меня? – спросила она. – Кто я теперь и как меня величать? Где мне жить? Быть может, мне грозит изгнание, ведь я оказалась не у дел – мать без сына, королева без короля… Вот Вия, – Эмма взяла девушку за руку и тепло улыбнулась ей, – круглая сирота, родных никого, они все умерли. Но она везде желанна и у нее кругом друзья, куда ни кинь взор, потому что она из народа, проста и все любят ее. А я? Кому я тут нужна теперь в своем пурпуре, с болтающейся короной на голове и в траурных одеждах? Кто придет на помощь, если мне станет плохо? Кто захочет говорить со мной, когда я буду в одиночестве сходить с ума? Вспомнят ли на другой же день после вашей коронации, кто я такая, что я здесь делаю и кто такие вообще были Каролинги?..

Не глядя на нее, герцог молчал. Молчали все. И не знали, что сказать. Один Гуго знал, но ему как раз и было тяжелее всех говорить с королевой-матерью.

И тут обстановку разрядил Роберт, стоящий рядом с отцом. Сделав шаг вперед, он громко сказал:

– Мы все вас любим, ваше величество, как любили вашего сына, и всегда будем помнить, что вы – мать последнего короля из династии, которого звали Людовиком. А если вам будет плохо, то приходите ко мне, я всегда помогу вам.