Книга Андерсен - Шарль Левински

Этого я не знаю и ни об одном человеке из тех, что меня окружают. Кажется, это не тема, о которой часто говорят. Или это слишком опасно – иметь об этом ясно выраженное мнение.

Зато я очень точно знаю ситуацию в футболе. Ни о чём другом Арно и Федерико не говорят так часто, как о нём. Когда они спорят, какого игрока надо выставить и какой тактике следовать, можно подумать, что речь идёт о вещах, движущих солнце и светила, а не о каких-то втор о степенных увлечениях.

Арно – горячий болельщик команды из Вольфсбурга – такого города я не знаю, хотя он, насколько я понял, находится в Германии. Странно, в географиня, вообще-то, всегда разбирался.

Федерико интересуется только итальянским футболом. Он всё время говорит о команде из Турина. Полагаю, что его семья происходит из этого города или из этой местности.

Когда они в виде исключения вдруг заговаривают о политике, я слышу от них те же фразы, какие я выдумывал себе для Андерсена, чтобы в случае допроса он мог казаться бестолковым и потому неопасным. «Они там наверху делают что хотят», или «А расхлёбывать всё приходится маленькому человеку». Большего, чем эти фразы, я от них ни разу не услышал.

Если позиция этих двоих типична для большинства – а у меня нет оснований предполагать что-то другое, – тогда этой страной легко управлять.

Арно и Хелене не читают газет. По крайней мере, не выписывают ни одной. Политика их интересует лишь в связи с какими-нибудь сенсационными событиями – революциями или захватом заложников. Они любят, когда мир рассказывает им сказки. Поэтому вся обстановка их гостиной ориентирована на телевизор, эту машину для рассказывания сказок.

Дети, а не люди.

165

Наконец-то. Они уехали.

Хелене прощалась со мной так драматично, как будто больше никогда в жизни меня не увидит. Притом что уезжают они всего на несколько дней. Но она оставляет меня на других и поэтому должна особенно выразительно продемонстрировать свою материнскую любовь. Брала на руки, целовала и все эти докучливые вещи.

Я к конце концов оборвал эту процедуру. Плач всегда действует. «Да ты же его напугала», – сказал Арно. И тогда они наконец пустились в путь в аэропорт. Сейчас они уже, должно быть, во Флоренции.

Я дважды бывал в Италии, оба раза в командировке. Совсем не та страна, которая бы мне понравилась. Все говорят о радостях жизни, но я ощутил там из этих радостей только неразбериху. Никакой государственной организованности.

Когда эти двое сели в такси, Федерико взял меня на руки, чтобы утешить. Он был горд тем, что я так быстро после этого успо-коился. Они все верят в то, во что им удобно верить. Post hoc ergo propter hoc. «После этого – значит, вследствие этого». Вот ещё одна из тех латинских школьных цитат, прицепившихся ко мне как репейник. Надо бы как-то регулярно очищать свою память.

Федерико и Макс приняли свою службу эрзац-родителей с непомерной серьёзностью, как маленькие дети, играющие со своими куклами в приглашение на чай. Их рьяная забота не доставляет мне никакого удовольствия. Они ещё не знают мои сигналы и чувствуют себя обязанными каждые четверть часа проверять, не пора ли мне менять подгузник. Ну да, в этом я, наверное, сам виноват из-за того маленького происшествия в загсе.

Я тешу себя надеждой, что так внимательны они только поначалу. Когда-то они будут слишком заняты, чтобы неотрывно за мной присматривать. И это даст мне массу других возможностей.

Занятно слушать их разговоры. Макс – и это заметно – пытается манипулировать Федерико. Очевидным образом. От человека, изучающего психологию, можно было бы ожидать более ловких действий. Она то и дело заводит речь о том, как хороша была эта свадьба и какими счастливыми выглядели Хелене и Арно. Разумеется, она хочет подвигнуть его к тому, чтобы он наконец тоже сделал ей предложение. Пока что кажется, что он намеренно пропускает мимо ушей те ключевые слова, которые она ему предлагает. Он влюблён, но не глуп.

Мне нравится Федерико.

Если бы мы учились вместе с ним в школе, я бы постарался сделать его своим другом.

166

Моё предсказание оказалось верным. У меня гораздо больше неподконтрольного времени под присмотром Федерико и Макс, чем при Арно и Хелене. Сейчас воскресное утро, уже минуло девять часов, а они ещё в постели. Правда, уже не спят, но мне не нужно бояться, что они помешают мне в ближайшие минуты. Они заняты. Через дверь отчётливо слышно, чем. Ещё тогда, с чужим мужчиной в её квартире, Макс громко выражала своё воодушевление.

Для меня это замечательная возможность сделать наконец то, на что у меня до сих пор не было подходящего случая. Я прокрадываюсь в гостиную как можно бесшумнее. Рядом со столиком, на котором стоит его компьютер, Арно держит в регистраторе инструкции для своих технических приборов. Я давно уже хотел взглянуть на эти бумаги. Они могли бы послужить важным источником информации.

Бумаги для его компьютера вставлены в прозрачные оболочки из искусственного материала. Щелчки при открывании и закрывании колечек регистратора кажутся мне очень громкими, но те двое в спальне слишком заняты другим, чтобы следить за посторонними звуками. Я со своей добычей пробираюсь назад в детскую.

Я лишь коротко глянул в руководство по эксплуатации, но мог бы взять на это и больше времени. Федерико и Макс всё ещё не появились. Но даже при беглом просмотре стало ясно, что мне ещё многому надо учиться. Большинство выражений, которые там применяются, мне совершенно незнакомы.

Я подожду, время у меня есть.

Теперь бумаги лежат в моём ящике с игрушками, под слоем строительных кубиков и прочего хлама. Даже если бы Арно хватился их, что маловероятно, он бы не догадался искать их там. Я никогда не видел, чтобы он заглядывал в эти инструкции. Я полагаю, что он и без них всё знает.

Между тем я проголодался. Дверь спальни заперта, но я так долго дёргал за ручку, что те решили наконец встать. Федерико открывает дверь, и ему стыдно за столь поздний подъём. Ведь он обещал заботиться обо мне неусыпно. Я немного похныкал, чтобы ещё усилить его чувство вины.

Муки совести у него такие сильные, что он чувстввует себя просто обязанным предложить мне что-то особенное. Сегодня после обеда он поведёт меня в зоопарк. И Макс, разумеется, с нами. Которая теперь не хочет больше называться Макс, а хочет быть Майей.

Ну-ну.

167

Люди чересчур серьёзно относятся к своим именам. Но ведь не станешь другим, если назовёшься по-другому. Если винную этикетку приклеить на бутылку с молоком, допьяна всё равно не напьёшься.

Смешнее прочих мне всегда казались люди, которые годами сидели в университете только ради того, чтобы потом добавить к своей фамилии титул доктора. Они действительно полагали, что сильно изменятся, если перестанут быть господином Червивцем, а станут господином д-ром Червивцем. Или господином тайным советником Червивцем. Червивец остаётся Червицем.

Коза остаётся козой.