Книга Ягодное лето - Катажина Михаляк

В глубине парка, обнесенного каменным забором, стояла крытая конюшня на несколько коней. До недавнего времени там вместо коней стояли трактора, и поэтому вместо запаха сена там пахло бензином и соляркой. Но все трое новоявленных хозяев поместья оглядывались по сторонам с явным восторгом.

– Тут будет жить Бинго! И не только Бинго! – Габриэла даже в ладоши захлопала. – Марта продает ранчо, и я забираю лошадей. Прямо сюда!

– Тогда это будет первое помещение, которое нужно будет отремонтировать, потому что иначе на головы кобылкам с деревьев белки попадают.

– Разумеется. Я буду жить здесь, – она ткнула рукой в сторону светлой, просторной седельной – сарая, где хранятся седла. – Там и вода, и свет есть. Какую-нибудь печечку поставлю, чтобы было тепло.

– Ты серьезно? – Павел заглянул туда, куда она показывала, внимательно разглядывая помещение. – Ты действительно хочешь тут жить и зимой?

– Коней ведь все равно нужно куда-то девать – так почему бы не сюда?

– Правда, дядя, почему нет? Я утром могу ходить в местную школу, а ты… ты бы занимался лошадьми. Ну и тетя. Ведь вы же поженитесь, правда?

Павел серьезно кивнул головой.

– Тогда договорились! – обрадовался мальчик. – Будем жить в «Ягодке»! Я буду ловить в пруду рыбу!

– Скорее – жаб. В проруби, потому что зима скоро, – поддразнил его Павел, с улыбкой глядя, как мальчишка, совершенно счастливый, выбегает из конюшни и несется, перепрыгивая через ветки и корни деревьев, к пруду.

– Нам тут будет очень хорошо, – шепнула Габриэла, прижимаясь к своему мужчине.

Она всей душой чувствовала и знала, что нашла свое место на земле.

В этот же день, пока Габриэла без конца фотографировала и фотографировала «Ягодку», Павел с помощью Якуба Денбы, пасечника, который все это воспринимал с радостью и энтузиазмом, сколотил бригаду для срочного, неотложного ремонта конюшни. Кони и люди не нуждались в роскоши, но все же нельзя было, чтобы со стен сыпалась штукатурка. Позолоченных кранов им тоже было не нужно, но все-таки обычные краны были необходимы, и очень желательно, чтобы из этих кранов шла чистая вода. С полом он пока решил не заморачиваться: положат на пол какой-нибудь старый ковер, которым наверняка поделится с ними Марта, и уж как-нибудь перезимуют. Самым важным на данный момент были перекрытия и проводка.

– Не будь я Денба, вы, пан, будете довольны. И пани фея тоже.

Стоящие рядом серьезные мужчины, услышав эти слова, добродушно рассмеялись. Видимо, о Габрысе уже прошла весть по Счастливцам, и ничего в этом не было удивительного: она ведь была звездой мирового масштаба, ее необыкновенное выступление видели миллионы людей – и вот она вдруг приезжает на автобусе в какие-то Счастливцы, где-то на самом краю света, чтобы жить здесь среди местных простых, искренних людей…

– Пан Якуб, у меня к вам еще один вопрос есть, – обратился к старику Павел, отведя его в сторонку, чтобы Габрыся не слышала, ведь он с ней это не обсуждал. – А где-нибудь поблизости есть красивый старинный костел?

– Вам для чего? Свадьба или крестины?

Мужики вновь прыснули со смеху, услышав этот вопрос.

– Для свадьбы, – смутился Павел.

– В Волосинах, в семи километрах отсюда. Уж устроим дорогим господам веселье аж на три деревни!

– Вообще-то я хотел бы поскромнее, хотя окончательное решение, конечно, останется за Габриэлой, – поспешно отступил Павел. Эти три деревни его напугали.

– Некоторые здесь еще помнят молодую хозяйку пани Стефанию и мать ее, Ягоду Заменецкую, тоже, – вдруг заговорил один из старших мужчин. – Отец-то ее сгинул в тридцать девятом, тут недалеко, защищая своих людей. Мы в память о нем старались поддерживать порядок в имении, в честь папа Марывильского и в надежде, вдруг молодая хозяйка захочет вернуться. Вот и дождались внучку его.

Все согласно закивали головами.

То, что Габрыся на самом деле не является внучкой пани Стефании, Павел уточнять не стал: Габрыся захочет, так скажет сама. Но то, что люди не забыли о давнишних обитателях «Ягодки», поразило его до глубины души и тронуло.

Он попрощался и вернулся к Габрысе и Алеку, которые, нафотографировавшись вдоволь парка, дома и прудов, вдруг решили найти лестницу и снять герб, висящий над воротами, чтобы потом отдать его на реставрацию.

– Это была моя комната, – шептала Стефания, всматриваясь в очередную фотографию. Она не верила собственным глазам, что поместье до сих пор цело, что его не сровняли с землей, что в парке до сих пор растут деревья, по которым она лазила в детстве, что уцелела башенка и ее любимая комнатка под самой крышей, – та самая, которую выбрала себе Габрыся.

– Я тебе ее уступаю. Пожалуйста, – Габриэла подала тете фотографию, словно символически возвращая принадлежащую ей собственность.

Стефания хотела было запротестовать, зная, что Габрысе эта комнатка нравится так же сильно, как и ей, но… не могла. Это было бы неискренне, потому что очень, очень, больше всего на свете она хотела вернуться именно в эту комнату, которая когда-то была целым миром для нее. Поэтому она приняла подарок, в душе благодаря Господа Бога и всех святых за то, что оформила дарственную на Габрысю, вместо того чтобы продать имение.

Она снова разглядывала фотографии. И нахлынули воспоминания. Улыбнувшись одному из них, она украдкой бросила взгляд на часы.

Через пару минут раздался звонок в дверь, и Стефания с таинственной улыбкой исчезла в коридоре, чтобы через мгновение появиться снова. Но она была не одна.

Габрыся подняла голову, чтобы поздороваться с незнакомцем. Высокий, худой мужчина, примерно одного со Стефанией возраста, с густыми седыми волосами, зачесанными назад, и быстрым, острым взглядом серых глаз, держащийся очень прямо – ни дать ни взять генерал в отставке! – взял Габрысину руку с удивительной нежностью.

– Доченька, милая, – начала Стефания дрожащим от волнения голосом, – позволь тебе представить: это Габриэль. Мой муж.

Только благодаря тому, что мужчина держал ее за руку, она не рухнула на пол – ноги у нее подкосились.

– Не могу поверить, – прошептала она непослушными губами.

– Так я тоже не верила сначала, – засмеялась Стефания.

– Но… как? Когда?!

– Позавчера позвонил мне пан Тадеуш, ну тот, с метаморфоз, и спросил, может ли он подъехать и снять меня на камеру. Ну, мол, надо сделать короткий репортаж о том, как ты справляешься с популярностью и какая у тебя теперь новая жизнь. Я согласилась без колебаний, и он пришел. Но не один. А с Роджером Барлетом, который и оказался моим дорогим Габриэлем. Он, оказывается, смотрел твое выступление, узнал самого себя на фотографии и написал на телевидение письмо, в котором просил организовать встречу со мной. Пан Тадеуш пригласил его в Варшаву и придумал сделать мне вот такой сюрприз. Наверно, надо было тебе еще вчера позвонить и все рассказать, но я подумала, что будет лучше, если ты сразу увидишь этого мужчину собственными глазами.