Книга Гинекологическая проза - Анна Бялко

За дверью был большой светлый зал, все стены его были уставлены медицинской аппаратурой, датчики, трубки, провода, а на некотором расстоянии от этих стен стояли один, два… восемь прозрачных пластиковых ящиков, закрытых со всех сторон. Ящики были опутаны проводами и трубками, и в каждом на чем-то белом и мягком неподвижно лежал крошечный розовый младенец. Зрелище было настолько фантасмагорическим, неожиданным и жутким, что Маша не сразу осознала, что один из этих младенцев – ее собственный.

– Вот это – ваша, – указала вдруг Ольга Викторовна на третью справа коробку. – Посмотрите пока, я сейчас подойду, – и вышла.

Младенец – трудно было назвать его девочкой, мальчиком ли – лежал, раскинувшись, на спине. Ножки, ручки – в стороны. Крохотные запястья были обмотаны матерчатыми манжетами, от них шли провода к разным датчикам на стене. Из носа, уголка рта, пупка торчали и уходили куда-то еще пластиковые трубки. Головенку охватывала еще какая-то лента, из под нее тут и там торчали рыжие волосики.

– Смотри, Сашка, она рыжая, – удивленно прошептала Маша. Муж не ответил.

У младенца был аккуратно очерченный ротик с капризно вздернутой верхней губой, носик-пуговка. Под глазами чернели жуткого вида синяки. Почему-то Маша отдельно заметила очень длинные, тонкие пальчики на руках и круглые розовые пятки.

Надо сказать, при всем обилии трубок и безобразии синяков, младенец не производил впечатления, будто вот-вот умрет. Казалось, он просто спит и трубки ему мешают – на мордочке было довольно хмурое выражение.

– Сашка, ну посмотри же, у нее такое лицо, как у тебя, когда от работы отвлекают. Совершенно твой ребенок, ну, гляди…

Поскольку ответа опять не было, Маша оторвалась от ребенка и глянула, что ж там с мужем-то происходит. Сашка стоял, отрешенно глядя в одну точку, и будто не слыша Маши. «Только не хватало еще, – пронеслось в голове, – не грохнулся бы тут в обморок, тогда и меня пускать перестанут».

– Сашка, – сказала она вслух. – Сашка, очнись немедленно! Слышишь, что говорю?

Муж посмотрел на нее, словно с трудом узнавая, но все же взял себя в руки.

– Маш, я пожалуй, выйду, – тихо произнес он. – Я тебя лучше там подожду.

Маша не возражала. Строго говоря, ей было не до него. Она вдруг поняла, вернее, даже почувствовала, что хотя бы для относительного душевного спокойствия ей теперь нужно просто все время находиться здесь, что, когда она видит девочку, кошмар отступает, где-то за дверью остаются страшные слова и непонятные события, а здесь ребенок, он просто спит в своей коробке, ему снятся сны, ничего ужасного не происходит, а трубки и датчики… Ну подумаешь, трубки, можно и с ними жить…

Ребенок вдруг засопел, дернул ногой.

– Ш-ш, – улыбнулась Маша, – ш-ш, тише, маленький…

Вернулась Ольга Викторовна, посмотрела на Машу вопросительно.

– Мне надо уходить? – огорчилась она. – Ольга Викторовна, а когда еще можно прийти? А можно, я буду тут что-нибудь делать, как-нибудь помогать?

– Нет, – покачала головой врач. – Помогать нам тут нельзя, но вы не волнуйтесь, у нас медсестры замечательные и врачи тоже.

– Ну ладно, а можно, я просто так, в уголку…

– Нет, милая, – врач была мягка, но настойчива. – У нас тут реанимация все-таки. Прийти посмотреть можно, вот так, ближе к вечеру, когда поспокойней, а оставаться нельзя.

– А что еще можно? – не сдавалась Маша.

– Молоко приносить можно, – сказала вдруг Ольга Викторовна. – Кормить-то мы их кормим. Только не прямо к нам, а относи на молочную кухню, они там стерилизуют и раздают, ты свое подписывай, ребенку родное материнское молоко лучше.

– А если оно лучше, зачем его стерилизовать? – Маша не представляла, что в ней может быть столько настырности. – Я могу прийти и прямо здесь нацедить, прямо куда надо, все будет стерильно, ведь ребенку так же полезнее? Когда без стерилизатора?

Ольга Викторовна усмехнулась и снова покачала было головой, но, взглянув нечаянно Маше в глаза, вдруг согласилась.

– Ребенку, действительно, лучше. Ну что ж, попробуем. Приходи завтра к двенадцати, чуть пораньше, в двенадцать кормление, я скажу сестрам, что-нибудь придумаем. А сейчас надо идти.

Маша неохотно пошла за ней к выходу. На пороге она обернулась, поглядела еще раз на свою коробку, потом пробежала глазами по остальным инкубаторам. Вдруг она поняла, что ее ребенок тут самый крупный, остальные детишки были совсем крохотными, Маше показалось, чуть ли не в два раза меньше, чем ее девочка.

– Господи, – подумалось ей, – я-то убиваюсь, что же другим родителям делать?

В приемной, пока Маша вылезала из халата, бахил и прочего, Ольга Викторовна принесла Саше листочек бумаги с написанным названием лекарства.

– И еще, знаете, памперсов купите, – сказала она. – А вас – это уже Маше, – жду завтра к двенадцати. До свидания.

Маша с Сашей вышли из отделения. Оба молчали. На площадке лестницы они, не сговариваясь, привалились к стене у окна. Саша достал сигареты, закурил. Маша спрятала лицо в ладони. За пределами реанимационной палаты все страхи тут же вернулись.

– Я теперь понимаю, – сказала она неожиданно, – почему мама ко мне не зашла. После такого…

Она не договорила.

Саша докурил, обнял Машу за плечи, повел по лестнице вниз. Они вышли на улицу, на крыльце стали прощаться. Говорить об увиденном было невозможно, обсуждали текущие дела, пытаясь, как за соломинку, цепляться за осмысленность действий.

– Значит, ты завтра с утра ищешь лекарство, покупаешь памперсы и до двенадцати мне все это привозишь. Я тебя буду ждать до без двадцати. Подожди, – пришла Маше в голову светлая мысль, – тут же есть аптека, дай просто мне денег, я сама куплю с утра эти памперсы, тогда, если найдешь лекарство – приедешь, а нет – нечего и таскаться. Я буду тебе звонить. И еще, принеси хоть чего-нибудь пожрать съедобного, тут столовка, сам понимаешь, та еще, а есть хочется, у меня же молоко приходит.

Тут Маше действительно сразу захотелось есть и заболела грудь. Она распрощалась с мужем чуть быстрее, чем, может быть, следовало ожидать – они, в конце концов, не виделись больше трех месяцев – и рысью припустилась по ставшим почти родным коридорам домой, то есть в свою палату.

Сюзанка на нее напустилась.

– Ну где ж ты пропала, уже ужин кончился, нянька дежурная так ругалась, что тебя нет, хотела главврачу настучать, я ей сказала, чтоб закрывала она свою столовку, все равно это у них не еда. Я тут сижу-сижу, тебя нет, слова сказать не с кем. Чай будем пить?

– Будем, – ответила Маша. – Поесть чего-нибудь дашь?

– Да уж. Должен же кто-то это есть, протухнет ведь, а я не бочка. Они мне тут, посмотри, котлет каких-то натащили, и мать, и свекровка, все в кастрюлях дурацких, хоть бы договаривались, что ли… А вот торт, он вкусный, с ананасом, мой любимый, это муж постарался. А где ты была-то?