Книга Чейзер. Крутой вираж - Вероника Мелан

– В каком?

– Если ты будешь полировать «Мираж» без штанов.

– Без джинсов?

– Без трусов!

– Ах, вот как! – теперь Мак смеялся в открытую, а она любовалась изгибом его подбородка, щетиной, почти незаметной сеточкой морщин у глаз. – И как долго, ты думаешь, ты просидишь в кресле, если я буду полировать «Мираж» голым?

– Долго!

– Да и пяти минут не просидишь.

– Просижу!

– А вот давай поспорим!

Теперь друг напротив друга стояли не враги, а друзья – больше чем друзья – игривые любовники.

– Давай!

– Если просидишь больше пяти минут – я засеку, – тогда сможешь просить меня о чем угодно.

– Хм, большой приз! Сам знаешь, я люблю просить…

– А если не просидишь, тогда просить о чем угодно могу я.

«Спрашивать». Она знала: он хотел не попросить, а спросить – задать ей множество вопросов. Хитро. И способ нашел хороший.

– А давай, – легко согласилась Лайза. – По рукам!

Еще одно желание пригодится. А просидеть, глядя на голого Мака, – так ли это сложно?

Э-э-э, кхм-м-м, сложно, но ведь не очень?

Весь день Лайзе казалось, что выиграть предстоящий спор будет легко: составляя список потенциальных клиентов, она рассеянно улыбалась и то и дело «зависала», представляя, как сильно будет манить зрелище, но она удержится, конечно же, удержится от того, чтобы встать с кресла и позволить себе вольности. Двумя часами позже, выбирая в продуктовом магазине сосиски, она хихикала и уже заранее гордилась собственной силой воли. Ближе к вечеру, готовясь к предстоящей встрече, даже немного злорадствовала: уж она-то потратит еще одно желание с пользой – пусть еще не придумала, как именно, но обязательно придумает. А Мак? Нет, он проиграет и ответов пока не получит – не нужны они ему, не теперь.

И лишь когда настал вожделенный час Х, когда в восемь вечера она подъехала на такси к знакомым воротам, когда в сгущающихся сумерках прошла по дорожке в гараж и когда встретилась с оппонентом, о котором думала сегодня так много, лицом к лицу, львиная доля ее уверенности улетучилась. Почему?

Наверное, потому что она забыла о том, как он красив. Всегда думала, что помнила, но каждый раз забывала и восхищалась Маком Аллертоном заново. Склероз? Нимфомания? Или всё вместе?

Так произошло и теперь. Стоило ей шагнуть под свод гаража, в его уютный свет и гул электрических ламп, стоило окинуть взглядом стоящую у машины фигуру, как ее рот непроизвольно наполнился слюной.

«Аллертон. Чертов Аллертон, как же ты красив…»

И дело было вовсе не в бежевой майке и не в черных джинсах, не в стрижке, не в мощных ногах и даже не в накачанных бицепсах – дело было в его характере: мужском напоре, умении давить, овладевать, подчинять – умении сделать так, чтобы женщине самой захотелось подчиниться.

Лайза сглотнула. Он еще одет, а она уже не может оторвать от него взгляд. Но ничего, еще не вечер, все еще только начинается.

– О, ты вовремя!

Как только Чейзер заметил стоящую в дверях гостью, сразу же бросил тряпку, отложил какую-то баночку и, сделав круг и прихватив с собой небольшой предмет, отправился к ней.

– А я как раз все приготовил. И полироль, и тряпки, и секундомер.

Он приблизился и встал напротив, в шаге. Не поцеловал, лишь мягко улыбнулся – посмотрел с хитрецой, с вызовом.

«Начал воплощать тщательно продуманный план соблазнения, хитрец».

Ближе он казался еще красивее: правильные черты лица, дерзкий рот, темная щетина, умный и пытливый взгляд – ей вспомнилось, каким холодным он бывает, стоит кому-то перейти Маку дорогу, и от этого воспоминания потянуло живот. Следом вспомнилось и другое: насколько жаркими и нежными бывают эти губы, руки, пальцы и с каким напором то, что она собирается увидеть, может входить внутрь – завоевывать, подчинять себе, смирять.

Так он иногда называл этот процесс.

Лайза облизнула губы и, не здороваясь, потянула ткань блузы вниз – резинка легко соскользнула с плеч, взору открылась пухлая, нежная, красивая грудь с вызывающе чувствительными сосками. Хотел помучить ее? Пусть помучается сам.

– Ох… – из горла Мака вырвался непроизвольный вздох, а следом усмешка. – Значит, готова? А я думал, откажешься.

Он улыбался. Не менее обольстительно улыбнулась и Лайза.

Нет, она не откажется, ни за что на свете.

– Секундомер, говоришь? – и она ласково погладила себя по груди, приподняла ее ладонями, отпустила. Прикусила нижнюю губу. – Конечно, я готова.

Неспособный оторвать взгляд от сосков Аллертон беззлобно процедил:

– Ты проиграешь.

И принялся медленно расстегивать ремень.

О да, она проиграет и сделает это с удовольствием, но только сразу после того, как проиграет он, и ни секундой раньше.

– О да, малыш, покажи, что там у тебя…

– Я, может, и малыш, а вот он – нет.

Ох, он умеет соблазнять словами не хуже, чем взглядом и телом; Лайза почувствовала, что если так пойдет и дальше, то вскоре понадобится дополнительная опора – ее руки застыли на собственной груди, глаза приклеились к мужским пальцам, вытягивающим язычок ремня из пряжки.

– Да, да… еще.

– Так мы уже начали?

– Да!

– О, нет. Секундомер я запущу, когда останусь по крайней мере без джинсов.

Ох, а все действительно сложнее, чем ей казалось поначалу, – она уже сейчас готова ему помочь!

«Расстегивай его быстрее… Да, вот так… А теперь и ее тоже…»

Ширинка медленно выпустила наружу огромный бугор, штаны сползли по накачанным, покрытым волосами ногам до пола; Мак переступил их и отодвинул ступней в сторону.

«Боже, все женщины в радиусе километра уже расплавились бы…»

И она не исключение. Теперь Лайзе отчаянно хотелось одного: забыть о пари, шагнуть навстречу и медленно, с наслаждением извлечь наружу то, что так просилось в руки. Ощутить жар кожи, упругость, стальную твердость, провести по венкам пальцами, язычком…

У-у-у, она, кажется, теряет контроль, а секундомер еще не запущен.

– Я в кресло! – взвизгнула Лайза и понеслась к спасительному кожаному островку – вот здесь ей придется высидеть пять минут. Кому пришла идея этого чертова спора – ему? Ей? Ему, да, – он знал, что будет непросто.

Ничуть не стесняясь того, что ходит в серых оттопыривающихся трусах, Мак рассмеялся, пошел следом за беглянкой, водрузил на табуретку рядом с креслом секундомер и нажал на кнопку: на циферблате завращались цифры – десятые доли секунд, а следом принялись наращивать число и секунды.