Книга Белый, белый день... - Александр Мишарин

– Я – тоже!.. – выкрикнула Галя. – А-а, была не была…

Мордасов огляделся – все налили себе водки. Полные рюмки…

Он вдруг почувствовал себя так легко, словно прорвалась в душе какая-то плотина, отпустила судорога, щемившая все последние дни его сердце.

– За вас… – поднял он свою рюмку. – За всех вас… Дорогие мои. Мордасов почувствовал, что у него невольно навернулись на глаза слезы.

Он опустил их вниз, и в комнате воцарилась тишина.

– Хорошо, – тихо произнесла Галя. Голос ее дрогнул. – Давайте за нас… всех… – Она коротко всхлипнула, смахнула невольную слезу и с трудом выговорила: – Мы так… все… давно тебя ждали… – И после короткой паузы добавила: – Думали, что уже не дождемся!

– За вас, Лука Ильич, – дрогнувшим голосом проговорила бабушка. – Спасибо, что пришли. Не погнушались…

– Да что ты такое говоришь?! Бабушка! – вдруг вскочил Стасик. Его прекрасные глаза сверкнули гневом.

– Сядь, Стас… – тихо сказала его мать. – Лука Ильич ведь здесь… с нами! Он за нас хочет выпить.

Она положила руку на плечо Мордасову.

– За нас… – Она заглянула ему в глаза. – За нас? «Дорогих»? Ты так сказал?

– Да… – не поднимая глаз, кивнул Лука Ильич. – За вас… дорогих!

И стремительно повернувшись, обнял Галю Комолову, потом сгреб в охапку и расцеловал Стаса… И потянулся через весь стол с рюмкой к бабушке…

– Ну уж со мной можно обойтись и без поцелуев, – поджав губы, чокнулась с ним Калерия Викторовна.

– Вечно вы, мама! – всплеснула руками Галя. Все выпили.

– Ты бери, бери картошечки! Вот икорки тоже… Она протянула Мордасову маленькую розетку с красной икрой.

– Что это я! Тебя такими деликатесами не удивишь. Галя даже покраснела.

– Давай, давай. Я все… все попробую! – пришел ей на помощь Лука Ильич.

– А баклажаны вы любите? – осторожно посмотрев на него, спросил Стасик.

– И баклажаны тоже… – Тарелка Мордасова была ужа полна до краев. – Спасибо…

– Это вам спасибо, – замявшись, ответил сын Гали.

– Ну, рассказывай, как ты живешь? – заглядывая ему в глаза, спросила Галя-хозяйка. – Интересно, наверно, живешь? Рассказывай, рассказывай…

Мордасов пожал плечами, не зная, что ответить.

– Ну живу… Гастроли! Из города в город. Через пять дней должен быть в Осаке. В Японии.

– А потом? – с искренним интересом спросил Стас.

– Потом Австралия. Мельбурн, Сидней…

Галя, вдруг пригорюнившись, посочувствовала ему:

– В общем, все время в дороге! Устаешь, наверно. Мордасов на мгновение задумался, не зная, что сказать.

– Старому человеку… И такие гонки! – вступила в разговор Калерия Викторовна. Она явно не одобряла образ жизни гостя.

– Какой же он старый? – искренно возмутилась Галочка. – Смотри, какой еще молодец! Тебе сколько сейчас, Лученька?

Он вздохнул и только махнул рукой.

– Ну шестьдесят-то есть? – настаивала Галя.

– Что ты, Галя, гостя нашего, как собачку называешь? – вспыхнула неудовольствием бабушка. – Лученька да Лученька. У него имя-отчество есть. Лука Ильич.

– Да я по старой памяти и зову! – зарделась Галя. – Ведь ты не в обиде?

– Старая память – она давно состарилась, – продолжала Калерия Викторовна. – И ты не девочка, и он не мальчик!

Мордасов отодвинулся от стола и ответил неожиданно резко:

– Когда мы с Галей встретились, я тоже был уже не мальчик. Тридцать восемь лет мне было… – И продолжил, отведя глаза: – А сейчас мне уже шестьдесят четыре. Шестьдесят пять через месяц будет!

Бабушка, резко чиркнув спичкой, закурила папиросу и с вызовом бросила:

– Все правильно! Стасику в этом году уже двадцать семь будет!

Лука Ильич увидел, как зарделся молодой человек.

– При чем тут это… – буркнул себе под нос Стас. – Было… Будет!

– А Лука Ильич прекрасно понимает – «при чем»! – парировала Калерия Викторовна. Она покрылась красными пятнами и смотрела в глаза Мордасову.

Тот, не выдержав ее взгляда, повернулся к хозяйке.

– А ты-то, Галочка, ведь совсем еще молодая. Ты же на восемь лет меня моложе…

Он коснулся рукой ее мягкого плеча, и она щекой уткнулась в его ладонь.

– Какая уж молодая! Пенсионерка… Ведь мы, травести, вообще в сорок на пенсию выходим. – И вдруг, расцветши, выпрямившись, обратилась ко всем: – Давайте выпьем… – Она кинула взгляд на Луку Ильича. – За да-авнюю любовь! За тебя, Лука! И я хочу, чтобы все за этим столом тебя любили, как я тебя люблю. И всегда-всегда любила! И ты, Стасик, должен любить Луку Ильича… Будешь его любить, сыночек… А ну, ответь.

– Буду, – тихо, преодолевая себя, ответил сын.

– И ты, мама. Тоже должна любить Луку Ильича!

– Уж я-то тут совсем ни при чем! – спрятавшись в облако папиросного дыма, пробасила бабушка.

– Нет, при чем! Потому что… – Галочка не могла найти слов. – Потому что он единственный, кто вспомнил о нас! Кто приехал к нам! Кто любит нас!

Лука Ильич увидел ее расширенные, залитые слезами глаза рядом со своим лицом, всю ее рвущуюся к нему… И не мог не ответить:

– Люблю… Действительно, люблю… Галчонок! «Что это со мной? – пронеслось у него в голове. – Я же не пьяный! Чего это я так расчувствовался?»

Но другой голос из самой глубины его души подсказывал ему: «Все правильно! Ты давно ждал этой минуты!

Этого дома! Этих людей! Ты действительно любишь их! И жалеешь, ты правильно расчувствовался… Этого тебе и не хватало так много лет!»

Не отпуская из объятий Галочку Комолову, Мордасов вдруг почувствовал, что кто-то обнимает его сзади, чье-то лицо заглядывает и тянется к нему сбоку.

Он повернулся и увидел те же прекрасные, заплаканные, но молодые глаза.

Это был Стас… Стасик – сын Гали Комоловой. И…

В квартире уже все спали, а на кухне Мордасов с Галей все не могли наговориться.

– Ой, а сколько Стасик болел! – Она прижала ладони к раскрасневшемуся лицу. – Слава богу, все это еще при советской власти было… А сейчас никаких бы денег не напаслись! Вон маму три дня назад из больницы взяли – нечем платить. Да и незачем уже.

– А что у нее?

– Рак легких… – как о чем-то само собой разумеющемся сказала Галя. – А она все курит, курит… Ну, теперь это уже все равно.

Она только махнула рукой.

Лука Ильич смотрел на нее и видел очень постаревшую, раздавшуюся, раскрасневшуюся, но все-таки прежнюю обаятельную, не сдающуюся Галочку-травести. Только волосы хоть и подкрашенные, но в корнях совсем седые… Да руки опухшие, красные, с остатками маникюра…