Книга Побег - Бекс Хоган

Я сую руку в карман и достаю подаренный ею компас. Я люблю, когда он рядом, люблю для успокоения водить пальцами по ракушкам.

– Он с Западных островов, верно?

Грейс грустно улыбается, но я чувствую, что ей приятна моя догадливость.

– Да. Это одна из тех немногих реликвий, которые мои предки смогли отыскать в руинах замка. Реликвий, присматривать за которыми было доверено хранителям. По правде говоря, когда я поняла, что ты – это ты, я должна была сразу же передать тебя им в руки. Чтобы выполнить свой долг. Но чем больше времени я с тобой проводила… Скажем так, я тебя полюбила. Ты не принадлежишь ни хранителям, ни кому-либо еще. Мы существуем для того, чтобы тебя защищать, чем я и занималась. Возврат компаса был моим жестом, означающим освобождение тебя от власти хранителей. Живи своей собственной жизнью.

Я киваю, сдерживая слезы, тронутая ее преданностью и привязанностью. Чем глубже я копаю, тем больше обнаруживаю. Не думаю, что стоит копать дальше.

Раздается легкий стук в дверь.

– Можно войти?

Это Торин. Мой прежний гнев уже превратился в усталость, и Торин слишком мне нравится, чтобы сердиться на него.

– Да, конечно.

Когда он входит, видно, что ему становится спокойнее. Он явно ожидал, что я все еще киплю от злости.

– Я так и думал, что ты здесь. Хотел извиниться… Я протягиваю ему руку.

– Не стоит. Мы разошлись во мнениях. В первый, но не думаю, что в последний раз.

– Хорошо. Ведь мы оба стараемся, как лучше…

Он умолкает, заметив компас.

– Откуда он у тебя?

– Грейс подарила. – Я морщу лоб. – Ты его узнаешь?

Вручаю ему компас, и он с нескрываемым удивлением проводит пальцами по рисунку на крышке.

– Гребень королевского рода. С Запада. Наверное, эта вещь – единственная в своем роде. – Торин зачарован.

– Королевский гребень?

А я-то думала, что «Г» означает «Гадюка», но теперь ясно, что ошибалась. Я забираю компас и трогаю большим пальцем витиеватую букву.

– Что она значит?

Он улыбается мне, хотя и не без грусти.

– Она означает «Грифура». Твое родовое имя.

Это слово отзывается эхом, направление которого я не могу определить, и вызывает страстное томление, которого я не понимаю. Оно как будто тянется ко мне, считая своей.

Я откашливаюсь, не допуская прилива эмоций.

– Откуда ты столько знаешь про Запад?

– Долгая история, – отвечает Торин. – С чего бы такого начать?

Он переводит взгляд с Грейс на меня, после чего вытаскивает и задирает подол рубашки. С правой стороны, чуть ниже ребер, родинка. Полукруг.

– И у тебя она есть?

Мне даже не приходило в голову, что Восточные короли тоже носят свои метины.

– Символ восходящего солнца. Именно так и догадался о тебе, поскольку у меня противоположный знак. Но я хочу показать тебе еще кое-что.

К счастью, больше он не раздевается, а приглашает нас пройти с ним. Сняв со стены факел, чтобы освещать им дорогу, Торин ведет нас по туннелям, которые извиваются и сужаются по мере того, как мы углубляемся в гору. Потолок становится все ниже, и нам приходится идти нагнувшись, пока мы не доходим до массивной деревянной двери. Торин отпирает ее ключом, который я раньше не замечала и который висит у него на шее.

Прежде чем толкнуть дверь, он мешкает.

– Грейс, ты не могла бы оставить нас на минутку одних?

Я вижу, что Грейс не могла бы – после всей этой долгой прогулки ее распирает от любопытства, – однако в ответ она лишь кивает.

– Побуду здесь, – говорит она и добавляет, – в холоде. И в темноте.

Последнее, что я вижу, – как она прислоняется спиной к твердому камню стены, скрещивает руки, но остается при этом настороженной, а потом Торин освещает комнату, в которую мы заходим, и я совершенно забываю про Грейс.

18

В комнате тесно, темно и душно. И полно древних книг.

– Что это за место?

Воздух дышит живой историей.

– Вот благодаря чему я так много знаю о Западе. – Торин улыбается мне. – Тебе как никому нужно прочитать эти рукописи.

– Откуда они у тебя? – Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо. – Кто ты?

Он смеется.

– Грейс – не единственная из потомков тех, кто пекся о Западных островах. Мои предки, может, и убили королевскую династию, однако из поколения в поколение в моем роду были и те, кто не жалел жизни на исправление этой ошибки.

Я смотрю на него и понимаю истинную цель этой крепости. Это убежище, в котором содержится правда, столь удобно утерянная, и символ возрождения надежды. Вот почему в пещере двенадцать камней. Вот почему оно на острове, ближайшем к Западу.

– Ты хочешь мира для Двенадцати островов. Не только для Востока.

– Разумеется, – соглашается он. – А ты разве нет?

– Но зачем? Мы столько лет неплохо справлялись сами.

Но стоит мне произнести эти слова вслух, как я сама сознаю их ложность.

Торин присаживается на неудобную с виду каменную плиту и внимательно за мной наблюдает.

– Ты веришь в волшебство?

– Я не видела доказательств его существования.

Не знаю, почему вру ему, и мне приходится изо всех сил стараться не думать о том, что я видела, когда была с Томасом, совершенно реальное волшебство, разворачивавшееся прямо у меня перед глазами, или волшебство в земле, навстречу которому открыл мое сердце Йорен, – пока отец не уничтожил его.

– А я вижу, – говорит Торин. – И все, что я почерпнул в этих книгах, подтверждает мою веру. Наши нынешние целебные средства – ничто по сравнению с теми, которые были у нас когда-то. Волшебство было синонимом всех Двенадцати островов, не только Запада, а волшебники служили истинными советниками при всех королях. А мы его разрушили, когда обратились сами против себя. Мы утратили ценнейшую часть нашей сути.

Его голос крепнет вместе со страстной убежденностью.

– Как же мы ее уничтожили?

– Думаю, это ты должна выяснить сама. Я же скажу только вот что: без единства волшебство никогда не вернется в наши земли. А единства у нас не было ни в каком виде уже долго. – Торин выдерживает паузу и смотрит на меня своими красивыми глазами. – Но мне кажется, что ты у нас нечто вроде алхимика, я прав? Тебя тянет к маленькому волшебству, где бы оно ни проявлялось?

Я потрясена тем, как хорошо он меня понимает, сам при этом оставаясь загадкой.

– Могу приготовить странное снадобье.