Книга На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914-1918 - Андрей Черныш

На Садовой можно было видеть немало прогуливающихся немецких офицеров, в их прусском некрасивом, грубом, чисто немецком обмундировании, при этом неприятно резало глаза то, что многие из них были в обществе русских, нередко – дам, дружелюбно ведущих беседы.

В знакомом городе мы быстро ориентировались. Из газет узнали, что Добровольческая армия существует и недавно еще проявила себя красивым налетом на Владикавказскую железную дорогу в районе ст. Сосыка[191]. Большевики здесь были разбиты и рассеяны, оставив в руках добровольцев массу трофеев.

Тогда мы еще не знали, что набег этот был предпринят генералом Деникиным с целью помочь бедному боевому снабжению армии. Так хотелось думать, что захват узловых станций Владикавказской дороги к югу от Ростова является одним из этапов проводимой здесь какой-то операции.

А в таком случае являлась надежда скоро увидеть освобожденной от большевиков северную Кубань, то есть свой родной край и, значит, попасть в Ейск к родным.

Нашли в Ростове и бюро по записи добровольцев в Добровольческую армию. Узнали о ее местонахождении и как туда ехать. В газетах читали еще сводки «Донской армии», которая постепенно очищала от большевиков Донскую область.

Настроение наше сразу приподнялось. Стало ясно, и какая обстановка, и что делать дальше. Решено было вернуться в Таганрог, устроить свои личные дела и затем ехать в армию генерала Деникина. Лично мне хотелось, если уж пробраться в Ейск нельзя, то, по крайней мере, снестись с родными, чтобы знали хоть, где я и, в случае необходимости, могли что-либо предпринять в отношении моей семьи.

Снова я стал по целым дням проводить время в порту, на берегу моря, где приставали баркасы рыбалок. Так прошло 1–1½ недели, пока мне, наконец, удалось через одно лицо, пробиравшееся в Ейск, снестись со своими родными. В ожидании ответа я пребывал в Таганроге, побывав еще раз в Ростове и Новочеркасске. В последнем видел известного тогда г-на Быча[192], «председателя» Кубанского правительства. Беседовал с этим «министром» и от него узнал еще кое-что о намечавшихся предприятиях по освобождению Кубани. Узнав, что я уроженец Кубани, Быч дал понять, что было бы желательно, чтобы я, как кубанец, был бы на службе в Кубанских частях, что предположено сформировать особую «Кубанскую» армию и что в офицерах Генштаба она очень будет нуждаться. При этом он советовал мне, когда я буду в Мечетинской[193], где находится штаб Добровольческой армии, повидать и поговорить с полковником Савицким[194], «военным министром» в Кубанском правительстве.

Быч произвел на меня впечатление человека хитрого и не внушающего никаких к себе симпатий. Сам кубанец, я хорошо знал этот тип с массою добродушия, ласковости, бесхитростности, готовности помочь вам во всем, и с первой встречи вызывающий ваши симпатии к нему, тот именно тип, который выкультивирован краем, где действительно «все обильем дышит». Ничего этого незаметно было у Быча, скорее наоборот, инстинктивно чувствовалось, что имеешь дело с человеком себе на уме, что называется. А кубанского в нем было лишь то, что он был в черкеске, к тому же весьма плохо на нем сидевшей.

Видел представителя Добровольческой армии и говорил с ним о ней и о том, как туда пробраться.

Новочеркасск производил хорошее впечатление, разве лишь был не столь наряден, как я его помнил ранее. Неприятным было то, что по главной улице шлялось много казаков: они были в форме, но чести почти никто не отдавал. Впрочем, у казаков (всех казачеств; войска – второго сорта) подобные «демократические начала», отсутствие должного воспитания наблюдались даже и в лучшие мирные времена.

Бросалось в глаза в городе и на вокзале обилие всякой еды – богатый край!

В Таганроге жизнь текла по-прежнему. Ежедневно по вечерам чудный городской сад наполнялся гуляющей публикой. Было шумно, весело, точно никакой войны и не было, об истреблении офицерства и юнкеров весною никто не вспоминал. В городе опять было много офицерства, особенно молодежи. Они были в большем своем числе организованы в части и даже вооружены: немцы дали оружие. Целью организации было собирать рассеявшееся офицерство и направлять его в Добровольческую армию. Но это давало небольшие результаты. В армию шли слабо, большинство воевало на словах и продолжало сидеть в Таганроге. Не обходилось, конечно, и без интриг во вред Добровольческой армии: Таганрог имел много большевистского элемента, который пока притих, но, конечно, тайно бунтовал и вредил, как мог, нашей идее освобождения России от власти их вождей.

Участвовали в торжественных похоронах жертв зверских весенних расправ большевиков. Все это были, главным образом, офицеры. Похороны привлекли массу публики. Офицерская организация дала на них роту в полном вооружении. Немцы также приняли участие в процессии, прислав и свою воинскую часть для отдания почестей. На кладбище они даже произнесли речи, отметив доблесть и самопожертвование русского офицерства. В общем, похороны вылились во внушительную демонстрацию, произведшую на население города большое впечатление.

Во второй половине мая пережили десантную «акцию» большевиков против Таганрога. Однажды чудным ранним утром мы были разбужены страшным взрывом. Спросонья трудно было разобрать, что за взрыв. Но скоро подобный грохот с треском снова раздался несколько в другом месте. Наше привычное ухо сразу определило, что по городу кто-то стреляет. Нетрудно было даже определить, примерно, и калибр стрелявшей артиллерии: то были либо 42-линейные пушки, либо такие же длинноствольные морские орудия. Выстрелы, между тем, продолжались. Снаряды разбрасывались почти по всей площади города, залетали в порт и даже далеко за город, в металлургические заводы, средоточие «пролетариата» таганрогского. Существенного вреда обстрел этот не причинял. Но панику все же вызвал среди трусливого обывателя. Нашлись такие, которые метались по городу в поисках «спасения». Многие попрятались в подвалы и погреба и там «отсиживались». Скоро после начала бомбардировки выяснилось, что стрельба ведется с моря, с судов, обнаруженных в количестве нескольких разномастных пароходов и барж в 7–10 верстах к юго-западу от Таганрога. То была снаряженная в Ейске, как потом выяснилось, большевицкая «армада» с десантом там же набранного «вождями» человеческого стада баранов. Под звуки беспорядочной стрельбы по Таганрогу и его району «десант» стал высаживаться близ с. Ново-Мари-инская. И высадилось тут много народа, – пехоты, и даже была конница. Но встречены они были сурово и жестоко. Немецкое командование в Таганроге уже успело сосредоточить к пункту высадки неприятеля нужные силы. После боя, длившегося несколько часов, пока немцы не стянули сюда достаточных сил, большевистский десант подвергся почти полному истреблению. Оставив гору в несколько сот трупов, армада ушла в расстройстве к Ейску, а некоторые пароходы оставили ее и проскользнули в восточном направлении, остановившись против и вблизи Таганрога. Потом они были приведены в Таганрог[195].