Книга Страх и его слуга - Мирьяна Новакович

Но если я что-то и спрашиваю, то это тоже ответ на ваш вопрос.

Продолжим. Мы продвигались вперед без особых трудностей. Да, телам нашим было нелегко, но разума это не обременяло, мы ни о чем не задумывались, по крайней мере я, да и о чем тут задумываться, когда в любой момент можно удариться головой о стену, поскользнуться и сломать руку или ногу. Не знаю, сколько времени прошло до того момента, когда мы в первый раз столкнулись с необходимостью принять решение.

Канал разветвлялся, я нащупала три новых русла. Новак объяснил причину: главное русло продолжалось в сторону города, а ответвления доставляли воду в близлежащие села. Он сказал, что, даже если мы пойдем не туда, это не страшно, все равно выберемся наружу и увидим, где находимся. Если ошиблись, вернемся к разветвлению и попытаем счастья в другом направлении.

— У тебя все просто, — выкрикнул фон Хаусбург, и его голос откликнулся эхом, — потому что ты болван, тебе даже в голову не приходит, что это может быть лишь первый из многих возможных перекрестков, дорога будет усложняться, наши решения будут все более чреваты ошибками, любая из которых может вывести не в город, а в чистое поле, или того хуже, во вражеское село, кишащее вампирами, и кто его знает, может, уже наступила ночь.

— Но здесь только три возможности, — настаивал Новак.

— И тысяча комбинаций решений, из которых девятьсот девяносто девять уведут нас в ненужном направлении. И только одна…

— Но такова жизнь, — сказал вдруг рыжеволосый, и все на некоторое время замолчали.

За воротник мне постоянно капала вода, особенно невыносимо это было, когда мы останавливались. Мне хотелось, чтобы мы скорее пошли, пошли куда угодно, только бы не стоять на месте.

— Пойдем по левому рукаву, — сказал Новак.

— Да, даже если это не та дорога, — сказала я.

Мне настолько хотелось узнать, куда ведет эта ветка, что я готова была бежать. Но я просто шла, так быстро, как могла в полусогнутом положении и уже изрядно уставшая. За моей спиной пыхтел Новак, но он не сетовал. Рыжеволосый был дворянином, так же как и фон Хаусбург, а дворяне не жалуются и не причитают. Жаловаться — это черта, а в еще большей степени привычка, простолюдинов.

На наше счастье, рукав больше не разветвлялся. Он был несколько уже первого, по которому мы шли сначала, и это меня беспокоило. Человеку по опыту известно, что менее важные дороги и во всем остальном меньше. Кроме того, и отсутствие разветвлений почти несомненно указывало на маловажность этого канала, точно так же, как это бывает в жизни: плохой жизненный путь отличается тем, что после первоначального ошибочного выбора больше не бывает колебаний в принятии решений. Все выглядит легким. Но я ничего не сказала, шла молча, как и все остальные.

И, когда я увидела свет, впервые после того, как мы вошли в тоннель, я заранее знала, что это свет дня над каким-нибудь селом, а не над крепостью. Да, село действительно было, но день катился к концу, приближалась ночь. Тем не менее, мы выбрались наружу очень довольные, что можем распрямиться и вытянуть ноги. Все то и дело потягивались, я даже легла на траву, чтобы расслабить все косточки. Но было холодно, хотелось есть, вот тогда я в первый раз почувствовала, что такое голод.

Новак пошел посмотреть, куда мы попали, и, вернувшись, сообщил, что, скорее всего, это Большой Мокрый Луг, и что нам следует как можно скорее вернуться в водопровод, потому что вот-вот совсем стемнеет.

— Можно подумать, что это сооружение защитит нас от вампиров, — опять взбунтовался фон Хаусбург, а потом воскликнул. — Вода!

— Что — вода? — спросили мы.

— Вода! Вампиров привлекает вода. Они собираются возле воды. На водяной мельнице. Разве нет? Снаружи мы в большей безопасности.

— Этот водопровод ведет в город. В город вампиры входить не смеют. Это мы знаем. Если бы они были в водопроводе, то давным-давно проникли бы и в город, — ответил ему Новак.

Фон Хаусбург не нашелся, что возразить и только иронично бросил:

— Может, они, как и мы, заблудились.

Разговор нас не вел никуда, поэтому я повернулась и шагнула в тоннель. Сделав несколько шагов, я услышала за спиной чье-то шлепанье. И предположила, что за мной последовал Новак. Тут раздался крик. А за криком слово «Боже!». Я обернулась, Новак уже выскочил наружу. Когда я снова выбралась из тоннеля, то увидела фон Хаусбурга, он стоял наклонившись и рассматривал что-то внизу. Я тут же подошла к нему. И только теперь поняла, что мы находимся на каменистом обрыве. Внизу на дне ущелья лежал плашмя, раскинув руки, рыжеволосый. Парик валялся рядом в большой луже крови.

— Мы и не заметили, что рядом пропасть, — сказал взволнованно фон Хаусбург, — рыжий поскользнулся и упал. Я не успел его схватить.

— Боже! — вырвалось у меня.

— Это же сказал и я, — проговорил фон Хаусбург.

— Нам нужно идти дальше, — сообщила я свое решение, — ему мы ничем помочь не можем.

И вернулась в тоннель. За мной вошли Новак и фон Хаусбург.

3.

Я вернулся в хибару, но все время чувствовал, что меня ждет очень длинная ночь. Новак спал спокойно, храпел, новый рыжеволосый ворочался. Если вампиры действительно явятся, он их наверняка услышит. Не знаю почему, но в четырех стенах я боялся их меньше, словно стены могли служить от них защитой. Правда, я не забыл, что Радецкий стал жертвой именно в помещении. Но то была водяная мельница, а это все-таки какая-никакая хибарка. А кроме того, может, они уже угомонились, все-таки в их распоряжении теперь была гора покойников, которых они могли превратить в вампиров, зачем утруждать себя возней с живыми. Я попытался заснуть, но сон бежал от меня. В какой-то момент я почувствовал, что засыпаю, что вот-вот засну, что я в таком состоянии, когда не понимаешь, откуда доносятся звуки и свет, то ли из тебя самого, то есть из сна, то ли извне, то есть из яви. Но тут же глаза мои снова раскрылись, и я продолжал лежать, уставившись в темноту, бодрый более, чем когда бы то ни было, злой и уставший. Когда так вдруг очнешься от полусна, потом никак не заснуть. Я лежал на какой-то подстилке, прямо на неровном земляном полу, и все мне мешало. Я приподнялся. Совсем вставать я не хотел, думал сесть и опереться спиной о стену.

И тут я увидел его. Сначала я подумал, что это вампир. Но он спокойно сидел по-турецки и с изумлением смотрел на меня. Как будто вампир — я.

В голове пронеслось, что нужно вскочить и броситься наружу, но там меня могли поджидать его дружки, Исакович и блондин, которые, возможно, уже успели перейти на его сторону. Я не шевельнулся. А он, вытаращив глаза, продолжал пялиться на меня.

Наконец он заговорил, но не открывая рта, и я слышал его, хотя ничего не было слышно:

— Значит, ты существуешь?

— Не только существую, но я и очень, очень могуществен, — сказал я тихо, надеясь, насколько это возможно, помочь своему положению хотя бы словами.