Книга Искаженное время. Особенности восприятия времени - Клодия Хэммонд

Неудачный выбор

От того, как мы представляем будущее, зависит принятие нами решений. На наш выбор влияют предвзятость оценки будущего и наши ошибочные представления о том, что делает нас счастливыми. Решив сменить место жительства, мы убеждаем себя, что будущее счастье зависит от того, найдем ли мы удачное жилье в хорошем месте. Однако на деле наша счастливая жизнь в этом доме будет в гораздо большей степени зависеть от взаимоотношений в семье[126]. Точно так же, если кто-то объявляет своим друзьям, что уходит на другую работу, где зарплата чуть выше, большинство сочтет такой шаг разумным. И это несмотря на то, что наша удовлетворенность работой зависит в первую очередь от коллег и атмосферы в коллективе, а не от мизерной прибавки к зарплате.

Вам предстоят две работы: одна – легкая, потому что вы пишете ее на родном языке, но темой является история социальной психологии, что вас мало привлекает (не представляю, почему – на самом деле тема интереснейшая). Другая работа – труднее, потому что вы пишете ее на иностранном языке, однако тема – романтические отношения, так что вы можете даже почерпнуть что-нибудь полезное для себя. Срок сдачи первой работы наступает через неделю, на вторую работу отводится два месяца. Вы можете выбрать, за какую работу приняться в первую очередь, однако инструкции к написанию получите за неделю до срока сдачи. Итак, какую работу вы выберете?

Когда описанный выше эксперимент проводили среди израильских студентов, для которых легкой была работа на иврите, а сложной – на английском, подавляющее большинство выбрали для начала легкую, но скучную работу, а более сложную, но интересную оставили на потом[127]. Испытуемые, представляя будущее, не принимали в расчет одно обстоятельство – срок выполнения работы. Этот аспект для них не имел значения – они были убеждены в том, что времени будет больше. Я уже говорила: наш оптимизм увеличивается тем больше, чем дальше в будущее мы мысленно переносимся, и в первую очередь это справедливо для такой категории, как время. Несмотря на богатый опыт прошлого, мы всегда уверены – в будущем свободного времени у нас будет больше.[128]

Студентам предложили сделать на следующий учебный год выбор: посещать интересные лекции на другом конце города или скучные лекции в соседней аудитории. Большинство выбрало интересные лекции. Возможно, в этом нет ничего удивительного. Но если бы лекции начинались не в следующем году, а завтра, их выбор был бы другим. Обдумав практическую сторону вопроса, они поняли бы, что будут слишком заняты, чтобы разъезжать по всему городу, и выбрали бы лекции пусть и скучные, но зато не требующие беготни[129]. Умом мы понимаем, что выбирая одно, жертвуем временем, которое могли потратить на другие занятия, но отдаем себе в этом отчет лишь тогда, когда представляем ближайшее будущее. Представляя же отдаленное будущее, мы упрощаем ситуацию и опускаем важные детали, напрочь забывая, что в следующем году свободнее не будем.

Поражает упорство, с которым мы держимся оптимистической уверенности в том, что в будущем у нас будет больше свободного времени. Мы откладываем поход в тренажерный зал сегодня, потому что, мол, слишком заняты, но свято верим в то, что завтра уж точно пойдем. Мы сохраняем завидный оптимизм по поводу самих себя в будущем: мы станем лучше, собраннее. И, следовательно, у нас будет больше времени. Представляя себя через год, мы видим человека последовательного, организованного, который с легкостью выкроит время для еще одного хобби. А вот представляя себя через неделю, мы знаем, что не в состоянии взяться за что-либо еще. Размышляя о ближайшем будущем, мы учитываем обстоятельства, которые могут нам помешать, но когда видим себя в отдаленном будущем, забываем, что наши планы могут рухнуть по такой банальной причине, как, например, вставшая электричка. Описывая себя в будущем, мы даже употребляем более простые прилагательные[130]. Взгляд на будущее через розовые очки вынуждает нас все сильнее уплотнять расписание на неделе, хотя это уже невозможно. Если меня пригласят на следующий год в Уэльс с докладом, я могу согласиться, думая, что выкрою в своем рабочем расписании день, найду три часа на дорогу. И все бы ничего, но когда дата приближается, я смотрю в свой исчерканный пометками ежедневник и уже жалею, что согласилась. Если же меня пригласят сделать доклад в Уэльсе на следующей неделе, я откажусь сразу же. Такой оптимистичный взгляд на свободное время в будущем, бывает, оборачивается прокрастинацией.

Часто думают, будто прокрастинация – не что иное, как лень и нежелание собраться. В действительности все несколько иначе: мы искренне верим – в будущем, да вот хотя бы на следующей неделе, у нас будет меньше отнимающих время дел. Мы впадаем в прокрастинацию вовсе не обязательно потому, что предстоит заниматься чем-то скучным. Среди компаний распространена практика онлайн-купонов, дающих колоссальную скидку при использовании в будущем, потому что хорошо известно: даже если это купон со скидкой на роскошный ужин в ресторане, велика вероятность того, что у многих попросту руки не дойдут им воспользоваться. Сьюзан Шу демонстрирует это в своем исследовании: испытуемые заявляли, что предпочитают купоны с отдаленными по времени сроками реализации, однако в действительности использовали их гораздо реже, чем купоны с двухнедельным сроком[131]. Также она выяснила, что туристы, приезжающие в незнакомый город, за три недели успевают увидеть больше достопримечательностей, чем местные жители – за три года, поскольку время пребывания в городе первых – ограничено. Если же времени много, люди не торопятся – они уверены, что успеют посмотреть все как-нибудь потом, когда будут свободнее. Нам всем это знакомо. В течение десяти лет мне не раз представлялся случай понаблюдать из галереи для прессы в Палате общин, как премьер-министр отвечает на вопросы членов Парламента. Но каждую среду я оказывалась так или иначе занята. И лишь в последнюю среду, когда действие пропуска уже истекало, я наконец побывала там, хотя мечтала об этом давно. Проводя эксперимент в Чикаго, Шу обнаружила, что старожилы, уезжавшие из города насовсем, между сборами спешно пытались наверстать упущенное, бегая по достопримечательностям, – до тех пор они так и не удосужились познакомиться с родным городом.

Пять лет до слова «ant»[132]

В 1857 году Лондонское филологическое общество выступило с заявлением об образовании Комитета незарегистрированных слов, который займется сбором английских слов, не отмеченных ни в одном из имевшихся на тот момент словарей. Через пять месяцев Ричард Шинивикс-Тренч, настоятель Вестминстерского аббатства, представил амбициозный доклад на двух страницах, в котором призвал пересмотреть всю историю английского языка: со времен англо-саксов до наших дней. Словарь обещал стать самым полным на тот момент. К 1860 году был разработан план и обозначены конкретные сроки для составления и издания словаря – два года. Справедливости ради стоит отметить, что возникли и неизбежные пробуксовки. Работу над словарными статьями начал молодой человек по имени Герберт Коулридж; он трудился над буквами A – D, но заболел туберкулезом. Говорят, болезнь усилилась из-за того, что на одном из собраний все того же Лондонского филологического общества Коулридж сидел в мокрой одежде[133]. Успев представить Обществу материалы по первой партии слов, Коулридж две недели спустя умер. Работа застопорилась. В 1879 году договор на публикацию словаря был заключен с издательством «Оксфорд Юниверсити Пресс»; Общество взяло на себя обязательства закончить работу через десять лет. Но прошло пять лет, а они добрались лишь до слова «ant». Никто не предполагал, что придется не только отслеживать историю возникновения и развития каждого слова на протяжении семи веков, но и постоянно учитывать изменения, то и дело возникающие в современном языке. Понадобился не один десяток лет, прежде чем в 1928 году полный Оксфордский словарь английского языка наконец был издан. Однако его тут же признали устаревшим; последовали одна за другой исправленные и дополненные версии.