Книга Идентичность Лауры - Ольга Владимировна Маркович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что в этой песенке пугает тебя больше? То, что олененок попал в капкан, или то, что я люблю его? — спросила я, выстреливая словами, как из пушки, вроде поэта, нараспев читающего собственные стихи. Я давно заметила, что, играя интонациями голоса, люди прячут смущение.
— А ты любишь? — спросил он так просто, будто речь не о любви вовсе.
— Кто бы знал, что такое любовь, олененок Бэмби. Олененок Бэмби. Мне кажется… Мне кажется, раз — и все. Капкан захлопнулся на твоей тонкой ножке, — не смогла я ответить честно.
— А я да.
— Что да?
— Люблю.
— Как ты узнал? — продолжала я выкручиваться и нападать, не говоря о себе. Жалкая девчонка.
— Я на все ради тебя готов. Собой пожертвовать готов.
— Любовь не хочет жертв, Рамзи. Любовь хочет обоюдности. Только в ней и смысл. — Рамзи встал с матраса и заходил по комнате. То ли обдумывая мои слова, то ли собираясь с духом, чтобы что-то сказать или спросить.
— Ты сам не свой. Почему? — Я раскинулась на матрасе и поймала телом лунный свет, так кстати заглянувший в проем окна. Я думала, красиво ли смотрюсь в бледных лучах. Мне хотелось, чтобы Рамзи запомнил меня обнаженной. Укрытой одним этим светом. И я легонько перекатывалась по простыне, играя с освещением.
— Скажи, в ту ночь, когда не стало Санджая, он делал тебе больно? Обижал тебя? Там, за лежаками? — спросил Рамзи.
Все ж таки он собирался с мыслями, чтобы задать вопрос, поняла я. Прервала томные мысли о красоте собственного тела и задумалась.
— Почему ты спрашиваешь?
Сев в постели, я подобрала под себя ноги. Забыла о том, как теперь падает на меня свет. Как живот неэстетично перечеркивают горизонтальные складочки.
— Это объяснило бы… — в нерешительности прошептал Рамзи.
— Что объяснило бы?
— Ничего.
— Что объяснило бы, Рамзи? То, почему я ударила его? — почти выкрикнула я с болью. Тяжело было слышать его сомнения.
Рамзи подошел ближе и уставился на меня. Его била мелкая дрожь.
— Да, Джессика. Мне важно знать. Особенно теперь.
— Особенно теперь? То есть раньше это не было важным?
Луна скрылась. Комната погрузилась во мрак. Ничто не хотело быть свидетелем его малодушия.
— Да. Особенно теперь. Когда мы вместе, — ответил Рамзи с тихим спокойствием. И, клянусь небесами, вся комната просияла тысячами радуг, с переливающимся светом которых никакой луне было не сравниться. Мы обнялись, и мне показалось, что звезды Млечного Пути строят свои маршруты в моих мыслях. Я лежала рядом с ним, наконец успокоенная. Но чем дальше, тем четче понимала, что это конец. Что никакого «мы вместе» нет. Что у нас есть только «сейчас». Одна точка. Рамзи — точка на координатной прямой. Одна маленькая и яркая планета на карте моего звездного неба. Та сверхновая, что уже взорвалась и исчезла, осветив все. Но мы об этом еще не знаем. Потому что свет ее все еще летит к нам.
Он уснул, а я долго смотрела на него, еле видного во мраке ночи. Я хотела иметь глаза кошки, чтобы лучше видеть в темноте. В детстве мне часто снились в кошмарах люди с вертикальными зрачками. Они пугали меня, танцуя странные танцы, зазывая к себе, в свой мрачный мир. А теперь я согласилась бы стать как они. Может, я уже давно как они?
Я пожалела, что не рассказала Рамзи свою историю. Все как есть. Тогда у нас был бы шанс. Я подумала, что надо дождаться его пробуждения, но чуть не уснула и решила подстраховаться. Нацарапала записку. Это так мило — писать записки.
Я немного выдохнула, когда приколола послание на мишень. Идея показалась мне забавной. Использовать дартс вместо пробковой доски. Если когда-нибудь «Нетфликс» про меня снимет сериал, я хотела бы, чтобы в заставке непременно был дартс с запиской. В черно-бело-красном стиле «Города грехов». Только вот интересно, отрицательным я была бы персонажем или положительным?
На этих мыслях меня и сморил сон. Подкрался незаметно.
И вот я уже бежала по беговой дорожке стадиона. По бордовому тартановому покрытию и слышала, как поскрипывают от трения кроссы. Было тихо. Никого, кроме меня, не было. Иногда я оглядывалась по сторонам. Мне казалось, что кто-то наблюдает за мной. Было тревожно, но я понимала, что это не мой страх. Это страх Труди. Это она боится открытых пространств, а не я. И я продолжала бег. Было легко бежать, и я чуть подлетала, упруго отталкиваясь от тартана и задерживаясь в воздухе больше, чем позволяет сила притяжения. Такими перебежками я неслась вперед, но меня не покидало чувство, что кто-то наблюдает за мной. Тогда, сильно оттолкнувшись, я взлетела выше обычного и обозрела стадион сверху. Оказалось, что беговая дорожка представляет собой рисунок дартс и я бегаю по одному из его колец. Я испугалась. Испугалась, что кто-то решит сыграть и случайно попадет в меня дротиком. Но потом вспомнила, что Рамзи не играет в дартс. А кроме него и меня в комнате никого нет. Обзор помог мне убедиться, что на стадионе пусто. Но тут я сильнее прежнего ощутила пристальный взгляд. Оглянулась и поняла, что из угла на меня смотрят большие мутные глаза. Горообразный человек с уродливым, будто обожженным лицом и редкими волосами прятался в темноте. Я в ужасе закрылась руками и шлепнулась на беговую дорожку. Мне хотелось убежать. Но бежать было некуда. Разве только носиться по кругу. Мне стало грустно, как в те моменты, когда наваливается гнетущая пустота. Пустота, которая говорит: «Тебя нет, Джессика. Тебя нет. Тебя на самом деле нет».
Глава 9
Рамзи. Записка
Мне снился дом. Он был похож на дедушкин, в котором я жил в Асти, но много больше. Казалось, он весь состоял из лестниц, пролетов и переходов, комнатушек и залов. Невероятных балконов и нескончаемых этажей. Она была его хозяйкой. Рассекала по паркетному полу в мягких фланелевых туфлях. В накинутом на стройное, но почему-то бледное тело бордовом халате, как у Хью Хефнера. Но больше она все-таки напоминала девицу Мэдилейн Ашер. Во сне Джессика не говорила. Она ходила, словно плавая в невесомых мягких туфлях, и совершала похожие на танец движения. Я был там гостем. Хотя понимал, что мы живем вместе, а значит, я не гость. Она появлялась и тут же исчезала. Я спешил за ней, но когда находил ее, она
