Книга Ранний старт 4 - Сергей Чернов

небыстрая, энергичных плясок не провоцирует, но студенты, особенно студентки, пританцовывают, некоторые подпевали. Как-то имел неосторожность накидать тексты, и они разошлись по факультетам, словно пожар в сухой степи. Но последнюю песню слышат впервые.

Музицировать могу с лёгкой душой, все экзамены и зачёты выбил досрочно. Да хоть бы и нет. Декан мне предложил, а я согласился на хитрый коленкор. Я по-прежнему считаюсь студентом второго курса, хотя тамошние занятия давно не посещаю.

— Лично для тебя очень выгодно, Колчин, — сказал декан Сазонов. — Даже если на каком-то экзамене споткнёшься, никаких последствий не будет. У тебя фора в целый год. Целый год ты можешь не сдавать какой-то предмет, а официального «хвоста» у тебя не будет.

В дальнейшем разговоре выяснилось, что у декана свои резоны. Ведь если я провалюсь, то мне что, стипендию обрезать и считать задолжником? Несправедливо получается и как-то неправильно. Не думаю, что где-то споткнусь, но в мудрости декану тоже не откажешь. Так что согласился считаться студентом второго курса.

После концерта под стон разочарования, столь сладостный сердцу любого артиста, подходит Татьяна. Нарядная, но не в открытом танцевальном платье. Протягивает лист бумаги:

— Приглашение в МГУ. ФИО впишешь сам, когда поговоришь. Факультет не важен, подберём. Правда, возможно, с понижением курса.

Смотрю. Ого, какая внушительная подпись! Хм-м, западного типа политику проводит университет. Помню-помню, как ректор как-то ответил на вопрос журналиста.

— А кого вы предпочтёте взять в университет: победителя предметной олимпиады по математике или химии, либо спортсмена, члена олимпийской сборной?

— Предпочту взять обоих.

Выступления и победы в соревнованиях по бальным и спортивным танцам поднимут престиж МГУ. И ректорат этому готов способствовать. Свидетельство чему — подпись проректора по учебной части.

Татьяна прёт танком. Посмотрим, что можно сделать.

С этими делами удручает один факт. Удручает, сбивает с толку и радует одновременно. Мои сокурсники-третьекурсники по пятницам занимаются на военной кафедре. По окончании получат офицерское звание и сразу в запас. Служить очно необязательно. Будоражащая воображение синекура. Но я пролетаю фанерой со свистом. Формально второй курс не закончил, а на военную кафедру только после его окончания берут. У меня даже заявление не примут. По окончании этого года тоже не примут, потому что несовершеннолетний и приведению к присяге не подлежу по закону. Совершеннолетним стану только в конце пятого курса — с учётом моего перескока. А обучение идёт три с половиной. Печалька.

Но есть и плюс: в пятницу я абсолютно свободен — это про меня. В отличие от парней третьего курса. Поначалу это породило волну веселья в стиле «девочки и Колчин могут быть свободны». Или «женщины и дети — на выход»! И постоянный нездоровый, я так считаю, ржач. Пока девчонки не прекратили неуместные шуточки волевым решением. Показали парням язык и сказали, что им меня одного за глаза хватит.

— Для размножения, — немедленно уточнил под смущённые девичьи смешки. — В пятницу все девочки курса — только мои, — и дальше улыбаюсь с чувством глубокого удовлетворения под поощрительное хихиканье девчонок.

Пришлось пережить волну мрачной ревности и зависти, сменившей веселье, но это мне несмертельно. А вот что меня пугает, так предстоящая поездка домой. Сам себе напоминаю нашкодившего кота, оголодавшего и пытающегося незаметно пробраться в дом мимо строгой хозяйки с претензиями.

30 декабря, вторник, время 19:20.

Синегорск, квартира Колчиных.

— Встречайте нашего добра молодца! — с порога громогласно провозглашает папахен. — Продолжателя и размножателя славного рода Колчиных!

С-цуко! Даже Кир улыбается, мачеха противно хихикает. Папахен тоже от меня плохого набрался? И ведь всю дорогу так мирно себя вёл. Только сейчас постфактум припоминаю кое-какую загадочность в его улыбке. Как раз это особенно коробит — узнаю свой фирменный стиль шуточек. Надо как-то отвечать…

— Ты, пап, гляжу, от меня не отстаёшь? — киваю на уже заметный животик мадам Колчиной.

Папахен довольно хохочет, шлёпает по спине мощной дланью.

— Давайте за стол, ужин стынет, — приглашает Вероника. — Подарки потом разберём.

Ей хорошо говорить, она знает, что я привёз. Сама ведь и заказывала. А вот Кир за столом извертелся.

— Agis comme il sied, — приказываю ему вести себя прилично. По-французски.

— Ça va.

Соглашается и тоже по-французски. Молодец, помнит. Привёз ему томик Жоржа Сименона на языке оригинала. Кир устроен так: не будешь его постоянно дёргать — он и чесаться не станет.

Ужин терпит стоически, но по окончании буквально выпрыгивает из-за стола. Выхожу за ним. Книжка-то ладно, это скорее домашнее задание, а вот набор марок на космическую тему вызывает приступ восторга. Ребёнок он ещё. Любимому ребёнку мачеха идёт навстречу, организует чаепитие в гостиной, с домашним тортом. В свой пакет заглядывает, удовлетворённо кивает и относит в спальню. Женскими штучками среди мужчин не похвастаешь. Если только наедине.

— А это… — Вероника засматривается на другую коробку.

— Это Алисе надо выслать…

Вероника переглядывается с папахеном, но смысл не смог уловить. А сказать ничего не сказали.

Когда прихожу в нашу комнату, сразу замечаю новые модели. Слегка напрягает, что это «Шаттл» и космоплан X-37b, но ничего не говорю. Только велю трещать по-французски. Обоим полезно.

Кир поначалу запинается, но после уточняющих вопросов втягивается и почти сравнивается по скорости с болтовнёй на русском. А я думаю. Это ведь неуникальный случай. «Шаттлы» даже в жанре космической фантастики стали нарицательными. Почему?

Потому что американцы уделяют огромное внимание картинке. «Шаттл» красив, никак этого не отнимешь. Вот чему у них надо учиться — делать красиво. Образ космического корабля должен потрясать воображение своими линиями, властно влюблять в себя. Так что ругать братана за непатриотичное восхищение не буду. К тому же врага и конкурента надо знать.

31 декабря, среда, время 18:20.

Квартира Зины Стрежневой.

Традиции, как привычный ландшафт и знакомая обстановка вокруг, ласково заключают нас в объятия, напоминая, что мы дома. Наши корни живы, пока есть нечто, ведущее начало из детства. Как привыкли детьми собираться у Зиночки, так и собираемся.

— Ой, Витя, какой ты стал! — громоподобно восклицает тётка Глафира, топя меня в своих могутных объятиях. И вызывая в памяти целый пласт детских счастливых воспоминаний.

Отдаю подарки друзьям. С какого-то момента прекратил напрягать иссякшую фантазию для поисков вариантов. Прямо сказал друзьям, чтобы тупо заказывали, что им привезти. Любой каприз за их деньги. И если набор косметики Л’Ореаль для Кати выглядел закономерным, то заказ духов из серии Кристиан Диор, сделанный Зиночкой, меня потряс до