Книга Актер. Часть 3, 4 - Юлия Кова

 Растеклась пауза. Впрочем, и так понятно, что следовало за этим «либо». По факту на Домбровском уже ставили крест. Одинцов был его референтом и имел допуск к секретной информации. И если в ближайшее время Олега не найдут, то могут (и даже будут иметь право решить), что Одинцов перешагнул за ту черту, которая отделяет «своих» от «чужих».

 Тем не менее Максим Валентинович поднял голову и попробовал еще раз:

 — Послушай. Я так не могу...

 — Нет. Ты — можешь. Я не хочу быть сволочью, Макс, но... — и снова пауза. И новое пожатие плечами.

 — Хорошо, — тихо сказал Домбровский. — Тогда я могу на день, на два взять и съездить в Прагу?

 — В Прагу? Вот, вот, можешь и в Чехию съездить, — обрадовался генеральный тому, что с Домбровским все так быстро, и, главное, хорошо обошлось. Он-то, признаться, боялся, что Макс сейчас начнет предъявлять ему свое не менее жесткое «или, или». Где первым «или» будет «или я беру на себя расследование относительно ситуации с Олегом», а вторым «или ты меня увольняешь». И вот тогда Домбровского действительно придется уволить, чего генеральный никак не хотел, но увы — пришлось бы. А тут «Макс» то ли сдался, то ли еще что-то затеял... Поймав эту мысль, генеральный внимательней пригляделся к Домбровскому.

 «А похоже, что он и впрямь что-то затевает», — пронеслось в его голове, когда он прочитал его позу.

 — Можешь и за границу поехать, но только как частное лицо. Ты отстранён, так что никаких игр в индейцев, — моментально подрезал он крылья Домбровскому.

 И это был новый удар. Домбровский молчал. Потом он положил на стол свой пропуск в МВД, поднялся и все так же молча вышел за дверь.

 «Ничего, на обиженных воду возят, — генеральный тихо вздохнул, крутя в пальцах пропуск своего семижильного заместителя. — По крайней мере, не будет заниматься расследованием исчезновения Одинцова».

 В этом он не ошибся. Но генеральный ошибся в другом: всего через восемь часов лишенный поддержки Конторы Домбровский посмотрит в глаза своей смерти.

 ***

 Нико ехал в машине и вспоминал кое-какие события этого дня...

 Погруженный в наркотический транс Одинцов тяжело осел на стуле.

 — Ты будешь сотрудничать? — задал он ему самый первый, вводный вопрос.

 — Н-нет. — Олег взглянул на него, как сомнамбула. Но за зрачками побледневшего референта билось что-то, до черта напоминавшее силу воли. Точно разум кричал Одинцову: «Ответь ему: «Да!», а душа продолжала бороться.

 Он повысил голос, теряя терпение, давя на него своим тоном:

 — Ты сотрудничать будешь?

 Тело Олега напряглось. На виске бешено застучала жилка:

 — Н-нет... — И, через секунду: — Не понимаю тебя.

 — Да твою-то мать, у меня на эти бредни времени нет! — Он ввел ему разом остатки сыворотки, посмотрел на бескровные губы Олега, на немые глаза и в который раз повторил: — Ты будешь сотрудничать?

 Веки парня дрогнули. Губы, разжавшись, сложились в сухую кривоватую линию. И, наконец, то самое:

 — Да.

 Он опустился на корточки перед ним:

 — Ты должен говорить громче. Скажи, на какую фамилию ты делал Исаеву фальшивые документы?

 — Я... Нет.

 — Ну хватит. Ты согласился сотрудничать, и я тебя спрашиваю: на какую фамилию ты делал Исаеву документы? Они же были фальшивыми?

 — Д-да, — дыхание Одинцова вдруг участилось.

 Он не обратил на это внимания:

 — Отлично. Я рад, что мы начали находить общий язык. Итак, на какую фамилию ты делал документы Исаеву?

 Одинцов попытался приподнять ладонь, и из обрубков прижжённых пальцев закапала кровь.

 — Ни... Никитин.

 Он отстранился, чтобы не запачкаться:

 — Мне нужно полное имя, — потребовал он.

 — Дмитрий... Никитин.

 — Никс, он сейчас либо вырубится, либо у него просто сердце не выдержит, — тихо заметил Ли, который сейчас стоял рядом и наблюдал за ними. — Погляди, как тяжело он дышит.

 — Да наплевать мне, не мешай! — вспыхнул он, и снова повернулся к Олегу: — Кем по легенде является Дмитрий Никитин?

 — Я... я не помню.

 — Ну, давай, — подбодрил он. — Ты обещал сотрудничать.

 — Отделение дипкорпуса... российского МИДа, — Одинцов зажмурился, мотнул головой. На его губах появилась розоватая пленка от закушенной в кровь губы.

 — Никс, хватит, я прошу тебя, — Ли отвернулся.

 На секунду отвлекшись от допроса, он взглянул на Апостола и внезапно поймал себя на той мысли, что Ли, который — казалось бы! — видел так много смертей, в это мгновение повел себя так, словно перед ним в буквальном смысле умирал человек, чей мозг рвали напополам.

 Раздраженный неуместным вмешательством Ли («Тоже мне, добрый боженька! Я всю грязь на себя беру, а он мне тут в мать Терезу играет!»), он снова повысил голос:

 — Дай мне полный ответ!

 — Я... не знаю.

 — Слушай, Олег, — помолчав, начал он. — Я, честно, не хочу тебе зла, но мне ОЧЕНЬ нужны ответы на мои вопросы. Ответь, и все это быстро закончится. Ты слышишь меня?

 — Я ничего не знаю. — Тело Одинцова внезапно и резко закачалось вперед-назад, как под ударами. Из-под ресниц впервые блеснули слезы.

 Он сжал его локоть:

 — Успокойся. Последний вопрос и все. Назови мне логин и пароль для входа в вашу систему. Только логин и пароль.

 — «А» двести трид... — едва слышно прошептал Одинцов, но вдруг вытянулся в струну. Закинув голову, он принялся судорожно хватать воздух ртом. Но сумел сделать только короткий полу-вдох, и его тело обмякло на стуле. Из уголка глаза скатилась слеза и побежала по скуле к виску — ее последний путь... Через секунду на Нико смотрели остановившиеся зрачки. Олег Одинцов умер.

 Понаблюдав за мгновением смерти, он медленно поднялся с корточек. Только в этот момент он впустил в себя то, что отдаленно напоминало жалость. И дело было даже не в том, что он не выиграл раунд с Одинцовым вчистую. Это было другое: давно ненужное, стертое, почти уничтоженное. Но до сих пор человеческое.

 Внезапно захотелось уйти, нажраться и разом бросить все это. В попытке сесть или еще зачем (он сам так и не понял) он поискал глазами свободный ящик. Однако, найдя его, передумал и, оставшись стоять, безотчетно прислушался к тишине. Нет, полной она не была. Он слышал дыхание Ли. Он слышал толчки своей крови в висках и то, как у входа все также негромко и равнодушно переговаривались боевики. Затем с их стороны раздался смешок, точно один из них начал рассказывать что-то игривое. Стиснув челюсти, он снова наклонился к Олегу. Прижав пальцы к его шейной артерии, он про себя досчитал до десяти. Убедившись, что перед ним труп, а не живой человек, он намеренно безучастно бросил Ли: