Книга Куда Кейнс зовет Россию? - Солтан Дзарасов

Если односторонняя ориентация на рынок и бесконтрольные действия его агентов – об иностранном капитале нечего и говорить – не могут обеспечить России лучшее будущее, то выбор силы, способной это сделать, резко сужается. Опыт стран экономического чуда – Японии, Китая, Индия, Вьетнама и Бразилии – говорит, что единственной такой силой выступает государство. Но какое? Для выполнения экономических и социальных функций государство должно быть либо тоталитарным, либо демократическим. Не только в последнем случае соблюдается законность и порядок, но даже в первом случае есть своеобразный порядок, на страже которого стоять его институты. Но если нет ни того ни другого и ключевые позиции находятся в руках криминала, а государственные структуры контролируются им методами подкупа, как это в значительной мере имеет место у нас, то такое государство не может выполнять такие функции.

Таким образом, зло состоит не в самом государственном регулировании экономики, а в том, как оно осуществляется. Как мы видели, для этого есть разные способы: тоталитарные, криминальные и демократические. Два первых способы мы уже испытали. Посткейнсианцы выступают за необходимость третьего. Правда, среди них нет полного единства относительно меры государственного вмешательства в экономику. Правое крыло посткейнсианства стоит на позициях более ограниченной роли государства, а левое доводит эту роль до признания необходимости планирования экономики, но, разумеется, не директивного, а индикативного типа. Так, например, вышеупомянутый американский экономист А. Эйхнер предлагает путем создания трехсторонней комиссии из представителей государства, бизнеса и профсоюзов постоянно согласовывать и планировать основные экономические параметры: цены, заработную плату и инвестиции. Тем самым он, по существу, предлагает реализовать старое социал-демократическое требование: рынок – насколько возможно и планирование – насколько необходимо.

«В посткейнсианской картине мира, – пишет Джон Марангос, – единство хозяйственной системы достигалось через индивидуализм, который требовал частной собственности и рынка. Равенство проявлялось через участие индивидов в решении общественных дел, экономическое планирование и обеспечение общего блага. Так, индивидуальность сочетается с общим благом через процесс участия, в ходе которого индивиды объединяются ради планирования, нацеленного на достижение этого общего блага. Как таковая, существовала неразрывная связь между индивидуализмом, участием и вмешательством государства в экономику. Таким образом, участие в общественных делах усиливало экономическую свободу и планирование и стимулировалось идеологией личной заинтересованности и общего блага. Государственное вмешательство было существенным, и государство – ответственным за функционирование экономики. Государственное вмешательство обеспечивало полную занятость и достижение социальных целей, а государственная собственность позволяла избежать провалов рынка. Это восприятие общества является полной противоположностью ортодоксальному взгляду, который был навязан России и Восточной Европе в качестве доминирующей идеологии» (Marangos, 2000-2001).

Если все сказанное свести к теоретической формуле, то речь идет о планово-рыночной модели экономики, конвергентно сочетающей положительные черты плановой системы с достоинствами рыночной экономики. Стратегия выживания диктует нам такой выбор, подобно тому, как это сделал Китай более тридцати лет назад. Китайский опыт представляет собой разумную альтернативу тому, что делается у нас. K сожалению, он крайне скудно освещается и анализируется нами, в то время как на Западе он постоянно находится в центре внимания. Известный американский экономист, лауреат Нобелевской премии Л. Клейн также подвергает критике российских реформаторов, утверждающих, что их стратегии якобы нет альтернативы. «На самом деле, – пишет Л. Клейн, – жизнеспособные альтернативы существуют. Китайская реформа, о которой было известно еще до середины 80-х годов, пошла по совершенно другому пути. Сельское хозяйство и малая предпринимательская деятельность были полностью экономически раскрепощены или либерализованы. В определенной степени происходила и приватизация, но она никогда не занимала центрального места. В некоторых сферах большое значение придавалось рыночному ценообразованию и индивидуальному принятию решений. Официально провозглашенная цель состояла в модернизации производства на основе рыночного социализма, без резкого массированного внедрения частной собственности» (Клейн, 1996, с. 33).

Плюс к этому нам не следует забывать, что именно в рамках планового хозяйства мы из отсталой страны превратились во вторую сверхдержаву мира, а потому к китайскому опыту следует относиться не с идеологических, а с прагматических позиций. Планирование – это то, что мы умели, как никто другой, и отказ от него явился для нас роковым. Каковы бы ни были теперь трудности его возобновления, другим способом выживания мы не располагаем. Это, разумеется, не означает, подчеркнем еще раз, возврата к советской практике централизованного планирования. Но в виде идущего снизу индикативного планирования только и представляется возможным обеспечение макроэкономической сбалансированности и жизненно важного для нас экономического роста.

При всех условиях для выхода из кризиса нам необходима активная политика государственного регулирования экономики. Итоги двадцати лет показали, что приватизация крупной собственности себя не оправдала. С ее помощью создан не класс эффективных предпринимателей, а класс криминальных собственников, губящих страну и экономику. Необходимость перехода к планово-рыночной экономике стучится во все двери и окна как единственный способ предотвращения нависшей над нами угрозы. Правда, это нелегко осуществимая перемена, поскольку придется вступить в конфликт с теми, кто развращен бесконтрольностью своего положения и никаких ограничений своему произволу уже не признает.

При всех условиях печальный опыт прошлых лет повелевает государству выйти из роли нейтрального наблюдателя происходящих в экономике процессов и стать активной силой положительного воздействия на них. Вместо собственных суждений на этот счет приведу еще раз то, что предлагает один из лучших на Западе знатоков российской ситуации, далекий от марксизма и коммунизма, профессор Кембриджского университета Давид Лэйн: «Возможным сценарием достижения стабильности России является экономика с ограниченным рынком, регулируемым государством и кооперативными экономическими институтами, в которых менеджмент занимает важное место и в котором собственность находится в руках взаимосвязанных государства, частного бизнеса и финансовых институтов. Направляемый государством капитализм подобного рода мог бы обеспечить накопление. Будет не только происходить прямое государственное перераспределение ренты, заработанной экспортно ориентированными отраслями, такими как вооружения, драгоценные металлы и энергоносители, но частные и получастные компании будут косвенно финансироваться через государственные институты и банки. Возглавляемая государством политика развития будет включать поддержку космической и атомной промышленности, программное обеспечение, производство вооружений, авиастроение. Частный сектор не способен предоставить на долгосрочной основе финансовые средства, необходимые для развития этих отраслей» (Lane, 2005, p. 15-16; http:/www.sps.cam.ac.uk./stafflist/Lane_D/AsymmetricCap-ISCEES2005-ISCEES2005.doc,accessed at 28.07.07). Трудно заподозрить профессора Д. Лэйна в незнании рынка или предвзятом к нему отношении. Наоборот, он хорошо его знает и указывает на его ограниченный потенциал. Поэтому, с его точки зрения, естественно, что государство должно делать то, что не могут рынок и частная собственность.