Книга Мила Рудик и кристалл Фобоса - Алека Вольских

И не имело никакого значения, что в этот раз она не была без защиты — карбункул Белого Единорога сейчас находился на ее пальце. Возможно, сила камня смогла бы ее защитить… если бы только Мила могла поднять руку.

Она непроизвольно раскрыла рот, сделав глубокий судорожный вдох, когда рука старухи потянулась к ней: серая, сухая, словно неживая…

Почему она не может убежать?!

Убежать?!! Она не способна сделать даже крошечного шажка назад!

Почему не может позвать на помощь?!

Закричать?!! Она не способна издать ни звука…

Мила почти не дышала, а рука старухи была уже в нескольких сантиметрах от нее. Девочке стало невероятно холодно. Холод был всюду. Он сковал ее тело снаружи. Душил ее горло изнутри. Проник в легкие. И этот холод не был живым.

Когда грязные длинные ногти старухи почти коснулись ее одежды, Миле показалось, что она услышала какой-то нечеловечески радостный вдох, протяжный и глубокий, но почти в тот же миг где-то далеко раздался разъяренный, дикий вопль — далекий, как эхо. Глаза старухи ожили, загоревшись злобой и разочарованием…

И в это мгновение сквозь серое лицо старухи проступили очертания другого лица: смуглого, бронзового от загара — такого неуместного в этом жутком, нечеловеческом холоде.

— Что с вами, госпожа Рудик? — спросил знакомый голос с иностранным акцентом.

Смуглое лицо проступало все отчетливее. В свою очередь серое лицо старухи будто таяло.

Впрочем, Мила уже через мгновение поняла, что старуха не растворилась в воздухе, как призрак. Она отступала за спиной невесть откуда взявшегося прохожего, и туман ускользал вместе с ней. Поверх плеча смуглолицего господина Мила видела, как туман окружил старуху, когда она, пятясь, вошла в него, словно в открытую дверь. Туман поглотил серую фигуру и только после этого стал медленно таять.

Мила почувствовала, что ледяной холод отпустил ее, не душил больше, ушел из ее легких.

— Тепло, — прошептала она осипшим голосом.

— Тепло?! — удивленно спросил прохожий и вдруг иронично добавил: — Я бы назвал это преувеличением, но если вам кажется, что тепло… На юге Италии в октябре гораздо теплее.

И тут Мила наконец вскинула глаза на стоящего рядом господина и сразу же поняла, что незнакомец — не кто иной, как профессор Буффонади. Его левая бровь, черная, как вороново крыло, была озадаченно приподнята и изогнута причудливой буквой «Л».

— Ой, профессор! — внезапно обретя дар речи, воскликнула Мила.

— Несказанно рад, что вы меня наконец-то узнали, — уязвленным тоном сообщил преподаватель монстроведения. — Я еще мог бы понять, если бы вы не обратили на меня внимания на «Шоу монстров» — все-таки главными звездами представления были мои страшные и ужасные наваждения. Но все же, я смел надеяться, что студенты, посещающие мои лекции, при встрече будут меня узнавать. Как минимум, чтобы поприветствовать.

— Извините, я… — Мила запнулась, не зная, что на это ответить.

Профессор Буффонади вдруг отстранился и окинул ее внимательным взглядом.

— Вы очень бледны, синьорина, — сообщил он, закончив изучать ее лицо. — И вся дрожите. Вы больны?

Мила отрицательно качнула головой.

— Нет.

И больше ничего не смогла сказать. То ли испытанный ужас лишил ее последних сил, то ли она онемела от чувства облегчения — ведь старуха так и ушла ни с чем, не сумев причинить ей никакого вреда.

Профессора явно озадачил ее лаконичный ответ: теперь уже удивленно тянулись ко лбу обе его брови.

— Мне все-таки кажется, что вы больны, синьорина, — неожиданно мягко сказал итальянец.

Мила только вздохнула — она действительно чувствовала себя разбитой и обессиленной.

Массимо Буффонади вновь пристально посмотрел на нее, потом кивнул каким-то своим мыслям и решительно заявил:

— Знаете что, синьорина? Пожалуй, я провожу вас до вашего Дома.

* * *

— Послушай, Мила, — осторожно начал Ромка. — Я помню, ты не согласилась, но ты на всякий случай еще раз подумай, может быть, эта старуха все-таки твое видение? Ведь никто, кроме тебя, больше…

— Она точно не отсюда, — перебила его Мила и демонстративно постучала пальцем по своему лбу.

Они сидели в гостиной Львиного зева, когда было уже за полночь, и обсуждали все, что произошло с Милой в этот вечер, точнее, обсуждали Мила и Ромка, а Белка лишь сидела поблизости, уткнувшись носом в конспект по истории магии.

— Ты в этом абсолютно уверена? — настойчиво спросил Ромка.

Мила тяжело вздохнула. Ну как же объяснить ему то, что можно только почувствовать на собственной шкуре?!

— Мои видения никогда меня так не пугали, — сказала она. — Когда это случилось в первый раз, то больше всего я испугалась не увиденного, а того, что у меня, вероятно, с головой не все в порядке. А это был жуткий монстр в котле с водой. На нашем первом уроке антропософии. То есть, понимаешь, как будто само собой подразумевалось, что увиденное вылезло из моей головы. А эта старуха наводит на меня какой-то панический ужас.

— Ну… — Ромка задумчиво хмыкнул. — Знаешь, сейчас уровень страха в Троллинбурге просто зашкаливает. Все это замечают. Ты же знаешь, что в городе…

— Эпидемия страха, — закончила за него Мила. — Я помню. Но люди боятся того, чего боялись всегда, только во много раз сильнее. И почему-то никому, кроме меня, не мерещатся старухи. Можно, конечно, подумать о моей бабушке — у нас с ней не было взаимной любви. И если честно, то я всегда немного ее побаивалась…

— Ну! — подхватил Ромка, лицом выразив, что мысль кажется ему дельной.

— Но с чего бы это вдруг ей менять внешность? Совсем другое лицо — я его очень хорошо разглядела в последний раз. К тому же моя бабушка даже для того, чтобы явиться ко мне в самом страшном сне, не напялила бы на себя такие лохмотья. Она очень переборчива. Зачем ей в моих видениях появляться в таком виде?

— Да при чем тут ее одежда! — вспылил Ромка. — Видения — это что-то вроде привета из будущего. А будущее может быть самым разным.

— Ты хочешь сказать, что скоро я встречу свою бабушку, а выглядеть она будет, как трехсотлетняя старуха, которая за все триста лет ни разу не догадалась сменить платье?! — с сарказмом уточнила Мила.

Ромка открыл было рот, чтобы возразить, но не нашелся, что сказать.

— Ладно, — наконец заговорил он минуту спустя. — Допустим, это не видение…

— Это не видение, — категорично заявила Мила.

Ромка скрестил руки на груди и, картинно округлив глаза, спросил:

— Тогда что это?

Мила устало вздохнула.

— Ох, если бы я знала! Но эта старуха напугала меня до полусмерти. И для меня она была вполне настоящей. А вот профессор Буффонади прошел сквозь нее и даже ничего не почувствовал. Он ее не видел, Ромка. Точно так же, как те прохожие на улице Девяти Ключников.