Книга Конклав ночи. Охотник - Александр Сивинских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удары прекратились внезапно. Я открыл глаза. Перед лицом вырисовывались алюминиевые перекладины. Сверху падал яркий дневной свет.
– Вылезай, убийца, – приказала Рыкова. Она даже не запыхалась. – Сдохнешь наверху. Насажу на сухую елку и буду любоваться, как тебя вороны клюют. А когда завоняешь, запах будет для меня приятней, чем любые духи.
– Сама убийца, – просипел я в ответ.
– Я еще никого не убила. А ты только что застрелил мальчишку.
– Врешь! – Скребя пальцами по стене, я развернулся. На Ирочке не было ни царапины. – Врешь, сука.
– Да пошел ты.
Она схватила меня за ремень и вытолкнула на поверхность. Без натуги, как игрушечного. Я сделал несколько семенящих шагов и рухнул на палатку. Палатка повалилась.
Из раскопа показалась Ирина Рыкова. Она взбиралась по лестнице легко, почти танцуя. Без помощи рук. В руках у нее были мои кинжалы.
Я вцепился в палатку, вставая, потянул на себя. Затрещала рвущаяся ткань. Из отверстия входного лаза вывалился ящик, еще какое-то барахло. Опустевшая палатка не весила практически ничего. Сломанным ребром выпирал центральный шест, неопрятной бахромой болтались растяжки с колышками на концах. Я метнул ярко-синий ком нейлона в нетопырицу. Пока та с проклятиями барахталась внутри, кромсая ткань кинжалами, я пинком открыл ящик и схватил косу.
Когда Ирочка высвободила голову и плечи, я был наготове.
Черное стальное полотно вжикнуло, очертив убийственный полукруг. Прекрасная головка Ирочки Рыковой полетела в яму.
Следом опрокинулось обмотанное нейлоном тело.
* * *
Спина Эмина с правой стороны была разворочена «нарциссом» от лопатки до шеи. Я вколол ему все уцелевшие уколы, как мог перебинтовал и только после этого вынес на поверхность. Он едва дышал. Жить ему оставалось от силы полчаса.
– Рыков! – заорал я во всю дурь. – Генерал, твою мать! Ты же здесь! Иди сюда, спаси парня!
Откликнулось только эхо. Да еще канюк. «Пи-и-ить! Пи-и-ить!».
– Ну и хер с вами, – сказал я. – Обойдусь.
До сих пор мне не приходилось препарировать человека. Тем более женщину. Если отбросить эмоции, не так уж это оказалось сложно. И даже почти бескровно. Вся кровь, что не вытекла через разрубленную шею в первые секунды, свернулась, превратившись в резинообразную массу вроде жевательного мармелада. Она даже к рукам не липла. И совсем не было запаха. Никакого. Будто я потрошил манекен.
Извлеченные органы я порубил на мелкие кусочки, побросал в найденную на месте палатки бутылку с минеральной водой, хорошенько взболтал и влил Эмину в рот.
Дальнейшее от меня не зависело, поэтому я заменил батарейки в фонаре и снова полез под землю. Нужно было разыскать оружие, забрать одежду и обувь Эмина.
Подземелье и без своей повелительницы не избавилось от плесени, уховерток и прочей вурдалачьей гадости. Не смолкло и шуршание, оно лишь слегка изменилось, напоминая теперь чей-то неразборчивый, но грозный шепот. Шепот то слышался где-то вдалеке, то звучал совсем рядом. Иногда казалось, что сопровождающее шелестящий звук дыхание, холодное и влажное, шевелит волосы возле уха. Это здорово действовало на нервы, и, если бы не благотворное действие спортивной фармакологии, я бы не вынес – с диким криком бросился прочь.
Когда я вернулся, Эмин выглядел намного лучше. Он спал. Щеки порозовели, дыхание сделалось глубоким и ровным. Срезав бинты, я увидел, как плоть новообращенного упыря выталкивает из себя шарики ртути, осколки кости, раскрывшийся «цветок» пули. Как ветвятся сеточки растущих сосудов и рубцуются раны.
Зрелище могло впечатлить, не будь я так сильно избит. Когда собственное тело болит и ноет, чужое волшебное исцеление трогает мало.
Выкроив из палаточной ткани небольшой лоскуток, я завернул в него Ирочкины клыки. Обмотал нитками, которые натеребил из той же палатки, и повесил на цепочку, что охватывала шею Эмина. Рядом с изящным золотым полумесяцем синий нейлоновый сверточек смотрелся диковато, но я был уверен, что первому высшему из рода Байрактаров и в голову не придет выбросить главное сокровище его новой жизни. В определенном смысле – то самое знамя, которое Эмин мечтал нести с гордостью и бесстрашием.
Потом я кое-как одел и обул его, присел на ящик и стал ждать, когда проснется. Страшно хотелось пить. На дне бутылки оставалось немного бордового бульона, но один его вид вызывал у меня тошноту. Я выплеснул мерзкую жижу в крапиву.
Через час жажда сделалась невыносимой. Обыскав все вокруг, я не нашел никакой замены питью – лишь пригоршню перезрелых ягод шиповника, сухих как палая листва. В «УАЗе» меня ждал целый термос холодного кваса тетки Татьяны и большая канистра с водой для умывания, однако оставлять Эмина без присмотра нечего было и думать. Если подполковник Рыков действительно где-нибудь поблизости, беспомощный мальчишка станет для него настоящим подарком.
В конце концов я не вытерпел и начал жевать водянистые дудки какой-то травы. Сок был чертовски горьким. Я жевал, кривился, отплевывался и вновь жевал. Где-то на пятом-шестом стебле меня скрутил сильнейший желудочный спазм, я аж ружье выронил. И тут-то словно по заказу над дырой раскопа показалась желтая каска. Потом – лицо подполковника Рыкова.
– Ну и грязищу ты здесь развел, – укоризненно сказал он.
– Проваливай обратно, чистюля, – ответил я. – Пристрелю.
Цена моим угрозам была – копейка. Я помнил, с какой небрежностью Рыков командовал мной на Тещином болоте, и понимал, что при желании этот нетопырь способен заставить меня проделать такое, что самоубийство Тагира Байрактара покажется смешным ребячеством. Однако падать на спинку и поднимать лапки перед соперником – не в моих привычках.
– Проваливай, – повторил я. – Что не ясно?
– Ну-ну, Раскольник, брось эти глупости. Мы же старые, испытанные друзья. – Он выбрался по грудь. – Неужели начнем ссориться из-за какой-то бабы?
– Не ласков ты к своей жене.
– Говоря по совести, да. Мля, Родя, я вообще ни одной женщины не знаю, ради которой стоило бы портить отношения с таким полезным мужиком, как ты. А Ирка мне порядком надоела. Избалованная, похотливая стерва. Прикинь, она с твоим крестником Чичко трахалась. А может, и с Тагиром.
Подполковник вылез по пояс, оперся руками и рывком взгромоздился на край ямы. Поерзал, усаживаясь удобнее. Пристроил на коленях небольшую, туго набитую спортивную сумку. Странное дело, он держался скованно, без обычной властной хамоватости большого ментовского начальника. Вряд ли его так впечатлило ружье. Скорей всего, была иная причина. Уж не в подземном ли коровнике отыскалось нечто настолько грозное, что заставило высшего кровососа поджать хвост?
– Хотя вру, была одна достойная женщина, – добавил Рыков. – Дарья Никитична Митрофанова, председательница здешнего колхоза и героиня труда. Так ведь и ту в тысяча девятьсот пятьдесят третьем какой-то ублюдок прикончил. И ради чего? Ради поддельной книжонки. – Он стащил каску с головы, взъерошил волосы. – Сознайся, Раскольник, ты ведь знал, что Книга Рафли поддельная.