Книга Бумажный тигр (II. Форма) - Константин Сергеевич Соловьев

слова, оглушившего Уилла подобно разрыву ручной гранаты, — Люди. Жители Нового Бангора. Ох, ну и вид у вас… Жаль, я не захватил фляжку с коньяком, он бы вам, кажется, сейчас пригодился. Мы — невольные родители Девятерых и в этом нет ничего удивительного. По крайней мере, здесь, в Новом Бангоре. Заточённые в его толще, мы остались людьми и щедро питали её своими эманациями, бесплотными продуктами своей жизнедеятельности. Все наши надежды, слабости, страхи, комплексы… Лицемерная зависть, трусливая любовь, небрежное благородство, затаённая похоть — всё это мы веками излучали в окружающее пространство. Но если в Лондоне всё это впитал бы в себя ядовитый смог, то здесь… Здесь, соединившись с витающей в воздухе Его силой, они оказались отлиты в материальную форму. Я не думаю, что Он этого хотел. Я даже не уверен, что Он сознавал, к чему это может привести. Но так уж случилось, что это произошло. Случайно, само собой, против воли, как случаются многие важные вещи в этом мире.

Уилл выпустил его рукав, кажется, его пальцы, ослабнув, разжались сами собой.

— Когда-то… Когда-то давно вы сказали мне — дело не в том, верю ли я в Девятерых, дело в том…

— …верит ли Он в них, — закончил Лэйд, — Это было вчера, Уилл. Полагаю, теперь вы поняли смысл этих слов. Левиафан верит в Девятерых, что бы это ни значило, раз позволяет им управлять процессами жизни, служить кронпринцами при его троне, взимать дань и являть свои лики. Нравится ли это ему? Удовлетворён ли Он этим? Раскаивается ли? Я не знаю этого, Уилл, как муравей не знает об устройстве коробки передач ползущего на него локомобиля.

— Значит… — Уилл так осторожно подбирал слова, что паузы в его словах сделались томительно долгими, — Значит, Девятеро — это в некотором роде человечество в миниатюре? Наши гигантские отражения, в которые древнее чудовище вольно или невольно вдохнуло часть своей силы, воплотив их в реальность?

— Да. Гомункулы, рождённые по прихоти судьбы, только с нашими, человеческими, лицами. Сами посудите, могу ли я после этого возносить им молитвы и искать их расположения? Как видите, из меня получился скверный кроссарианец. Уж в качестве лавочника я точно лучше.

По лицу Уилла он понял, что тот хочет задать вопрос. И даже взялся бы угадать, какой именно. Однако ошибся.

— Как думаете, доктор Генри знал об этом? — спросил Уилл, как только ему удалось разжать губы, — Или предполагал нечто подобное?

— Основатель почившего клуба «Альбион»? Увы, не имею ни малейшего представления. Он оставил после себя много записей, но, кажется, не очень-то интересовался теологической стороной жизни Нового Бангора. У него была цель и он, как человек рассудительный и целеустремлённый, желал её достичь. Не его вина в том, что всё кончилось как… как должно было кончиться.

— А как всё кончилось?

Лэйд нарочито неспешно оглянулся. Больше для того, чтоб растянуть томящую собеседника паузу, чем по необходимости. Раннее утро Нового Бангора утратило свою цветочную свежесть, в небе беззвучно распускался ослепительно-жёлтый спелый бутон солнца, заливая гомонящий Айронглоу безжалостным жаром нового дня. Без устали трезвонили входные колокольчики над дверьми, хозяева поспешно смахивали пыль с витрин и распахивали тяжёлые шторы.

Он видел слишком много таких дней за последние двадцать пять лет.

— Что ж, помнится я обещал вам рассказать всю историю. И раз уж я был столь опрометчив, придётся сдержать слово. Тем более, что наше сегодняшнее приключение, кажется, затягивается — дорога делается всё более загруженной. Я расскажу вам, что произошло — после того, как доктор Генри, отдуваясь, занял своё место…

* * *

…доктор Генри, удовлетворённо отдуваясь, занял своё место.

На правах председателя клуба он занимал почётную позицию за столом, восседая во главе подобно окружённому вассалами монарху. По правую руку от него расположились Пастух и Графиня, по левую — Архитектор и Поэт.

Доктор Генри подумал, что это должно выглядеть весьма нелепо со стороны — точно сборище актёров-любителей, вздумавших разыграть сценку из королевской жизни. Ощущение это усиливалось обстановкой, не соответствовавшей серьёзности собравшихся. Избавленная от клочьев паутины, разложившихся объедков и прочего мусора, комната для собраний клуба «Альбион» посвежела, однако не приобрела свойственной обжитым помещениям чистоты — доктор Генри настрого приказал не очищать её полностью, убрав лишь то, что мешается под ногами. Он не возлагал особенных надежд на маскировку, но в глубине души полагал, что ни к чему лишний раз привлекать внимание завсегдатаев Скрэпси к «Ржавой Шпоре». Едва ли их общему делу пойдёт на пользу, если в тайном помещении клуба устроят себе логово китобои или бродячие любители рыбы…

— Было бы неплохо поставить здесь цветы, — заметила Графиня, поправляя лампу на столе, — Мне кажется, если раздобыть немного гибискуса и алоизии, это поможет скрасить удушливую атмосферу.

Она явилась без глухого плаща, в который прежде куталась, но в строгом закрытом платье, на взгляд доктора Генри не вполне соответствующем её изящной фигуре. Может, именно потому, что она избавилась от своих траурных покровов, ему показалось, что и держится она иначе, более свободно, чем в день их знакомства. По крайней мере, у него уже не возникало ощущения, что он смотрит на механическую балерину, напряжённо замершую посреди пируэта из-за сломавшейся внутри пружины. А может, это было иллюзией — люди, собравшиеся в клубе «Альбион», привыкли окружать себя иллюзиями, это диктовал им инстинкт самосохранения.

— А ещё украсить эту дыру шёлковыми занавесями, панно и подсвечниками, — сострил Пастух, аккуратно складывая разбросанные по столу карты, — Долго же вы заставляете себя ждать, уважаемый Доктор. Мы ждём уже битый час! Боюсь, этого времени хватило мистеру Уризелю, чтобы выудить из меня три пенса в криббедж. Слушайте, вас точно не сослали в Новый Бангор за шулерство, уважаемый Архитектор?

Архитектор сердито нахмурился — чувствовалось, что фамильярность Пастуха тяготит его, однако, поиграв седыми бровями, он воздержался от резкой отповеди.

— Не нам укорять Доктора за опоздание, уважаемый Тарнак, — степенно ответил он, — Думаю, все здесь присутствующие согласятся с тем, что в нашем деле никакие меры осторожности не могут быть излишними.

Это замечание вызвало кривую усмешку на лице Поэта. Судя по наполовину опустошённой бутылке вина, стоящей перед ним, и расслабленной позе, он воздержался от игры в карты, однако пьяным не выглядел, лишь в глазах блестели игристые винные огоньки.

— Легко говорить об опасности вам, бесстрастному служителю точных наук. Как и все математики, вы лишены воображения. Для меня же каждое путешествие сюда кажется спуску в царство Аида. Пробираясь зловонными переулками, я в каждой тени вижу замершую с обнажённым кинжалом крысу, а в каждой подворотне — засаду.

Толстые пальцы Пастуха, тёмные и плотные, как каучуковые жгуты, выглядели достаточно сильными, чтобы гнуть подковы, однако удивительно ловко обращались