Книга Мальчик, который упал на Землю - Кэти Летт

Хоть Арчи и полагал, будто английская деревня – холодное, дождливое место, где кролики и олени неосвежеванными скачут по полям, он изъявил готовность примчаться на территорию джина и джема на моей машине и забрать меня при первом же намеке на неприятности. Я забила его номер на горячую кнопку.

«Время, может, разбитое сердце и лечит, – написал мне Арчи охранительую эсэмэску, – но только не то, куда загнали кол. А это и произойдет, если этот пижон огорчит тебя или Мерлина хоть, блин, чем-нибудь».

Сырая рыхлая щебенка на подъездной аллее Бофоров захрустела под колесами нашего автомобиля, низко рыкнувшего на площадке у дома. В густеющем тумане хищно и зловеще проступала двухсотлетняя живая изгородь, затейливо подстриженная в форме тигров и павлинов. Выбравшись из «мерседеса», я оглядела статуи давно забытых Мерлиновых предков, стоявшие по щиколотку в воде, ледяной в этот дождливый октябрьский день.

Тюдоровские балки семейной усадьбы Джереми нависали над нами почерневшим нутром кита. Казалось, меня заглотили живьем и теперь пережевывают. Не только бофоровские гончие прыгнули на меня и вылизали мне ноги, но и Вероника вдруг присосалась ко мне. Запечатлела на моей ошарашенной щеке нехарактерный поцелуй.

– Добро пожаловать в семью, Люси, – произнесла величественно моя бывшая свекровь и промокнула глаза кружевным платочком. – И Мерлин! Мой дорогой мальчик. Как ты вырос!

Ее тронную речь прервал мелодичный пук.

– Почему горячий воздух выходит у меня из зада? – спросил у нее Мерлин жизнерадостно. – А из твоего зада он тоже выходит?

Пытаясь замять неловкость, Вероника сгребла внука в объятия. Кольца жира обхватывали млечными браслетами ее запястья. Мерлин замер, как памятник. Осознав наконец, что он не собирается отвечать на ее объятия, она отцепилась от него и постаралась скрыть унижение. Пожизненная тирания собственных чувств сообщала Веронике надменное спокойствие. Но к моему удивлению, она не выдала традиционного монолога, замаскированного под беседу, а попыталась вовлечь Мерлина в светский треп о его недавних увлечениях. Она даже не поморщилась и ноздрей не повела, когда Мерлин спросил ее за обедом, зачем мужчинам соски и почему Бог изобрел лесбиянок. Что же случилось с этой женщиной, терялась я в догадках. Ее похитили и подменили инопланетяне? Мать Джереми стала такой слащавой, что и получаса в ее обществе хватило бы, чтобы со всеми нами приключился диабет.

Когда Джереми забрал Мерлина во двор поиграть в теннис, Вероника придвинула ко мне стул, устроилась компанейски и взяла мою руку в свои.

– Я тебе передать не могу, как это чудесно, что Джереми вернулся. Когда Дерек умер... – тут ее губы – блестящий малиновый рубец поперек лица – скривились книзу и задрожали под редчайшим наплывом эмоций, которые она с усилием сдержала, – в партийных рядах образовалось место. Гарантированное место. Джереми всегда рвался в политику. И я была уверена, что он займет отцовское кресло. И конечно, это было потрясением... Но он сам себе хозяин, – пожала она плечами. – Излишне говорить, что местные либ-демократы сгребли его без промедления.

А то, подумала я, с такими-то деньжищами в промо-кампанию, еще бы они его не сгребли, – небось даже быстрее, чем презервативы на конгрессе по хламидиозу. Вероника говорила, а я оглядывала знакомые спортивные трофеи семьи, выстроенные по ранжиру на каминной полке. Эта семья свихнулась на достигательстве.

– Вне всяких сомнений, его ждут большие высоты в политике, – продолжала Вероника, пытаясь скрыть ноту самодовольной уверенности в голосе. – Он уже привлек большое медийное внимание. Страшно занят – встречается с широкой общественностью, проводит публичные встречи... Но Мерлин для него важнее всего прочего. Он хочет воздать вам обоим. Он переродился. Смерть его отца, – тут пластмассовое Вероникино лицо треснуло, и пару мгновений она промокала глаза, – заставила его пересмотреть жизненные ценности. А меня – мои. Зря я была с тобой так резка, – выдавила она, – и я хочу кое-что исправить. О, как я проклинаю тот день, когда допустила в семью эту Одри!

Треща атласом блузки, Вероника ударилась в агрономические рассуждения о том, как поначалу ее обрадовала «породистость» Одри, но постепенно разочаровало ее нежелание «плодиться». Она гоняла вилкой кэшью, свернувшиеся у нее в тарелке бледными эмбриончиками.

– Она-де телезвезда, и ей не с руки портить фигуру. Ты представляешь?

Естественно, не с руки. Если уж продаешь себя как «феррари», надо и содержать себя соответственно: не растягивать себе влагалище на положенные пять километров и не приводить грудь к уровню рекордов, запечатленных в «Нэшнл Джиогрэфик». Далее Вероника горько пожаловалась, что Одри заставила Джереми жить в «этом бездушном городе», а сама все ждала «великого прорыва», – а потом, как только дорвалась до вечернего кулинарного шоу, которого так алкала, сразу удрала со своим партнером по эфиру.

– Она его зовет своим гастроамуром, видимо, – снова пожала она плечами. – Какое плебейство.

Мне вспомнилось, в какой разрухе я оказалась, когда Джереми продал много лет назад меня. Едва нахлынувшие воспоминания накрыли меня, я подпрыгнула от телефонного звонка.

– Как оно, попка? – В трубке звучал уверенный голос Арчи. – Давай я заскочу и спасу тебя от этой старой ведьмы? Хоть знать буду, куда податься бородавки выводить.

Я рассмеялась.

– Мы скоро приедем, Арчи. Спасибо, что позвонил, дорогой, – добавила я специально для старой ведьмы.

Арчи выдернул меня из печальной задумчивости, и я многозначительно глянула на часы.

– Ну, рада была повидаться, Вероника, – расщедрилась я на формальность. – И да, Мерлин будет рад принять ваше любезное образовательное предложение. Но до дома далеко...

– Ну что ты! Отчего бы вам не остаться на ночь? Тут так одиноко, в этом большом пустом доме.

Она вдруг будто состарилась. Усохла. Как величественный когда-то боевой корабль, у которого скоро откроют кингстоны. В древнем имении по-прежнему властвовали спесь и высокомерие. В обеденной зале было холодно, будто сюда никогда не заглядывало солнце.

– Джереми вернулся, вы трое счастливо воссоединились – так, может, снова заживем семьей?

Ага, а «ура» у нас – корень в слове «эпидуральный». Вероника элегантно поднесла ко рту кусок торта на серебряной вилочке.

– Мне тут бойфренд звонил. – Я подождала, когда вилка подберется к губам, после чего добавила: – Ну, вы его помните – который попросил вас о французском поцелуе, только с нижнего конца.

Торт опасно заколебался на вилке, затем в каскаде крошек спланировал в направлении ковра. Лицо у Вероники вытянулось ему вслед, но она не успела нащупать в себе голосовые связки – Мерлин с Джереми ввалились в гостиную, сплошь потное дружелюбие. Джереми включил великое созвездие канделябров и торшеров. Мерлин запрыгнул в кресло. Заплел одну костлявую ногу вокруг другой в семь витков, сверху взгромоздил локоть, а поверх – выжидательное лицо. Мой сын так старался понравиться, что явно шел на золото в Забеге на Застывшую Улыбку. Охранительная любовь, как всегда, застала меня врасплох. Его неуклюжее стремление порадовать папашу надрывало мне сердце.