Книга Как делать погоду - Улья Нова

– Милый, не стой над душой, а? Лучше сбегай за зубочисткой – колбаса такая некачественная попалась, одни жилы. Сейчас чайку выпью, отдышусь маленечко и тут же покину аудиторию.

Я поскорей скрываюсь в примерочной с ворохом рубашек и потрепанных джинсов. Через полчаса выхожу оттуда усталый и вымотанный, а колдуна уже окружает небольшая толпа. Пожелтевшие вырезки из газет перелетают из рук в руки.

– Видите, – громко объявляет Дыдылдин, указывая на меня, – у людей все силы уходят на то, чтобы нравиться. Себе, окружающим и в особенности кому-то особенному. Зачастую именно тому, кто в грош нас не ставит. А ты вот двум сразу хочешь нравиться, – уточняет он, глядя на зеленоглазую продавщицу. – Бедненькая. От этого и выжата как лимон. Ведь чтобы нравиться, надо вечно куда-то бежать, покупать, выгадывать, выдумывать. А чтобы нравиться тому, кто тебя в грош не ставит, надо бегать и выдумывать еще сильнее. Целый день на это уходит. А сколько мыслей даром тратится. Вот если бы люди махнули на все рукой, расхотели нравиться друг другу по пустякам и занялись стоящим делом, вот тогда бы появились силы. Ну, разгонять облака научился бы не каждый. Это только колдуну дано. Но стереть с неба маленькую тучку некоторые бы смогли.

Смахнув крошки с бороды, пропев: «ох-хо-хонюшки-хо-хо, ноги мои болят», – Василь Василич неохотно отрывается от диванчика:

– Хорошо у вас обедалось, деточки! Уютно, как дома, тепло, мебель добротная. Красота, куда ни погляжу. Спасибо, маленькие! Душевно посидели, многое обсудили, теперь надо нам с пресс-секретарем идти, дел у нас непочатый край. – Раскланиваясь, он прячет в пакет термос и стаканчик. Смахнув с фольги крошки, бережно складывает и запихивает ее в карман форменной куртки. А потом собирает пожелтевшие газеты и тоже прячет в пакет.

– Что загрустил, сказочник? Ничего не подошло? – примирительно бормочет главный волшебник Москвы. – Выше нос! Ты не птичка-невеличка, не продавец шампуней, а пресс-секретарь Дыдылдина! У тебя ответственная работа, ты погоду делаешь. Поэтому смотри гордо. Плечи расправь. Улыбочку прилепи натуральную, без консервантов и примесей. А шмотки тебе не нужны. Ты и без них проживешь. Ну-ка, ну-ка… застынь… это что еще такое?

Прищурившись, он снимает с моего плеча волос. Рассматривает его на свету галогеновых ламп, щедро освещающих магазин. Начинает аккуратно сматывать в клубок, бормоча и качая головой:

– Ты глянь! Отыскал за что ухватиться. Ой, мы ее сейчас снимем. И тебе, птица-секретарь, сразу полегчает. Главное, стой спокойно. Слухай во всем начальника. И думай о лучшем, чтобы на душе прояснялось.

Посреди магазинчика Mantisa на глазах у ошарашенных продавщиц, на обозрении у застывших в дверях охранников, один из которых держит в руке стаканчик с зубочистками, Дыдылдин бродит вокруг меня, аккуратно сматывая невидимую нитку в невидимый клубок, пыхтя и завязывая надорвавшиеся кончики в узлы:

– Люди, посмотрите, что делается. Я шокирован! А ты терпи, не вертись и глаза не закатывай. Для твоей пользы стараюсь, и как всегда, никакой благодарности не дождешься.

Обращаясь к зрителям голосом человека из рекламы, волшебник вскрикивает:

– Обождите, дорогие продавцы и покупатели! Сейчас пресс-секретаря подлечу, и мы тут же направимся на выход. А торговля у вас сегодня, вот увидите, как пойдет после меня. Небо над торговым комплексом три дня будет голубое, хотя вокруг над городом будут, как старые телогрейки, сплошь настелены тяжелые облака и неразбериха с ветром. А у вас тут всем на радость разразится фирменная дыдылдинская осень. Дайте только пару минут спокойно поработать.

Изумленная горстка поклонников приостанавливается в дверях. Высокий парень в дредах хватается за бок, сдерживая смех. Девчонка в бирюзовой курточке и с бриллиантиком в ноздре фотографирует нас мобильным. Ее сосед воодушевленно строчит смс-ку, с кривой ухмылкой оглядывая нас. Остальные, не моргая, наблюдают, как Дыдылдин в синей форме железнодорожника сурово командует мне не двигаться, прикрыть глаза, разгуливает кругами мимо вешалок с черными сарафанами, лиловыми платьями, кокетливыми желтыми шляпками. И торжественно наматывает нитку на невидимый клубок.

– Ух, накручено! Я говорил: ты, пропащий, сам старался. Много лет. Да тут две или три бобины в общей сложности. Как же ты жил? Тяжесть какую на себе таскал. Это сколько сил вхолостую тратилось, сколько энергии зазря уходило, чтобы со всем этим бегать. Ничего, сейчас тебя распакую и выпущу на волю.

Изредка волнами доносятся перекрикивающие друг друга песни из соседних отделов. Главный волшебник Москвы продолжает ходить кругами, понукая меня:

– Постой секунду, заканчиваю. Я обещал тебя от бобины избавить. И вот час настал. Спасибо, люди дорогие! Пойдем, – и он решительно указывает пакетом на выход.

В дверях повелитель ветров выхватывает у опешившего охранника стаканчик с зубочистками и прячет в свой бездонный желтый пакет. Отыскав сощуренным глазом камеру под потолком, послав ей воздушный поцелуй, маг и чародей выплывает из магазинчика. А толпа поклонников, четыре продавщицы и охранник на некоторое время прирастают к мраморному полу, соображая, как жить дальше. И вскоре тоже начинают потихоньку расходиться. Кто – улыбаясь. Кто – раздумывая. А иные, мгновенно обо всем позабыв, завороженно и жадно вглядываются внутрь отделов, ища шерсти и пестроты, яркого света, стеклянных бус и едва уловимых синтетических ароматов: розовой жвачки, лавандового мыла и персикового скраба.

– Смотри и слухай, – шепчет колдун, подкидывая на ладони невидимый волейбольный мяч. – Вот твоя бабина. Я обещал: будешь рассказывать обо мне сказки, правдивые, без прикрас – во всем тебе помогу. И вот помог…

– …только что-то ничего не чувствуется…

– …и очень жаль, неблагодарный. Смотри: на моей ладони лежит большущий клубок. Ты его не видишь, потому что это особая нить, ее разглядит только опытный колдун вроде меня. Ты весь был ею опутан. Поэтому никто тебя не замечал. Никто не мог тебя хорошенько разглядеть и оценить. Из-за этой бобины ты и сам был пасмурным, безучастным и не хотел ни к чему примкнуть. Если б не я, выдающийся колдун современности, так бы и ходить тебе, невидимому и неприкаянному, до самой старости. – И он прикрыл глаза, взвешивая клубок на ладони.

– Это еще полдела. Я тебя из бобины выпустил, теперь ты станешь видимым и заметным. Не думай, что от этого полегчает. Сейчас самая кутерьма начнется. Станешь привлекать внимание. Заметят тебя люди разные. Это тоже не просто – быть заметным, сказочник. Тут нужно иметь благоразумие. Посмотрим, как ты справишься, сможешь ли быть видимым для всех. Ох, будь осторожнее. Думай сто раз. – Мрачно причитая, Дыдылдин швырнул невидимый клубок в урну рядом с отделом товаров для спорта и туризма. А я внимательно осмотрелся по сторонам: правда ли, что люди теперь меня замечают. Но посетители торгового комплекса, оглушенные музыкой, плеском фонтанов, мягким убаюкивающим шумом кондиционеров, дружно впали в забытье. Завороженные, рассеянные, слегка утомленные, на некоторое время они сделались невидимками друг для друга и пожирали глазами сумочки, ремешки и пестрые платки, выложенные в витринах как приманки, чтобы отвлекать от мыслей и затягивать посетителей внутрь.