Книга Невидимые линии. Границы и пояса, которые определяют мир - Maxim Samson

оказалась недостаточной, когда прусская армия вновь осадила город в 1870-1871 годах, и с 1880-х годов начались планы по ее демонтажу, которые впоследствии были ускорены тем, что она фактически создавала проблемы для французских военных усилий во время Первой мировой войны. В настоящее время сохранилось лишь несколько бастионов. Однако граница, отделявшая Париж от остального мира, никогда не исчезала и обрела новую физическую форму в 1973 году, когда было завершено строительство кольцевой автострады под названием бульвар Периферик, которая проходит вдоль старой стены; ее перекрестки называютсяportes, в честь ворот, которые когда-то здесь стояли. Сегодня пересечение "Перифа" часто сравнивают с пересечением государственной границы, как будто для этого требуется паспорт и виза, хотя на самом деле эта дорога просто отделяет Париж от его пригородов - баньо.

Наиболее значительная эволюция баньё произошла после Второй мировой войны. Франция столкнулась с жилищным кризисом, вызванным разрушениями военного времени и ростом населения, чему способствовала иммиграция из таких стран, как Алжир, а также бэби-бум. На городской периферии были построены лачуги, называемые бидонвилями: плохие условия жизни их обитателей потрясли нацию. Требовалось решение. В качестве образца власти использовали тупой модернизм фашистского и антисемитского швейцарско-французского архитектора Ле Корбюзье. В 1920-х годах Ле Корбюзье предложил сровнять с землей район Марэ в центре Парижа, чтобы можно было разработать его мегаломанский "План Вуазен", состоящий из восемнадцати одинаковых крестообразных башен на прямоугольной сетке. Насколько иначе выглядел бы Париж сегодня, если бы город не отверг этот план. Тем не менее, вместо того, чтобы быть построенным в городе, его общее видение монолитных башенных блоков, окруженных зелеными насаждениями, дополнительно воплощенное в его планах Ville contemporaine ("Современный город") и Ville radieuse ("Лучезарный город"), в конечном итоге будет рассматриваться как дешевая, но превосходная альтернатива бидонвилям в пригородах.

Эти общественные жилые комплексы, называемые cités, были построеныс энтузиазмом, не в последнюю очередь в промышленно ориентированномдепартаменте Сена-Сен-Дени к северо-востоку от Парижа, более известном по административному номеру le quatre-vingt treize (93). Но, как и в других случаях, эти модернистские поместья оказались почти повсеместно непопулярными, поскольку, как правило, были плохо построены, а их строгость резко контрастировала с буйством архитектуры центрального Парижа эпохи бель-эпок и модерна. Еще одним поводом для беспокойства стало то, что концепция Ле Корбюзье предусматривала разделение функций: жильцы должны были добираться на автобусе от своей квартиры до места работы или магазина, а не получать услуги в непосредственной близости от дома. Еще более нелогично то, что эти районы редко были связаны с крупными автомобильными или железными дорогами, в результате чего их жители оказывались в ловушке и были оторваны от возможностей трудоустройства и отдыха в Париже. Со временем более состоятельные жители переехали в более привлекательные частные районы, где им уже не приходилось чувствовать себя скованными подобными тоталитарными идеями, оставив приходящие в упадок общественные районы тем, у кого не было выбора. Различные правительственные интервенции, особенно с конца 1990-х годов, привели к сносу сите, заменив их более широким спектром типов жилья, направленным на привлечение людей среднего класса, которые могли бы поддержать местную экономику и увеличить социальное разнообразие этих мест. Однако скудные (в лучшем случае) государственные инвестиции в местную инфраструктуру, такую как транспорт и образование, ограничивают привлекательность этих кварталов для новых жителей, в то время как существующие жители продолжают ограничивать доступ к возможностям трудоустройства. Нет никаких гарантий, что эти группы смогут ужиться друг с другом: в действительности многие из первых держатся в основном сами по себе, а вторые часто возмущаются тем, что под снос попадают не те здания, которые находятся в наиболее запущенном состоянии, а те, в которых живут самые бедные жители. Если не учитывать потребности и пожелания местных жителей, то корректировка застроенной среды - всего лишь витрина, и поэтому большинство районов не восстанавливаются, а продолжают постепенно разрушаться.

Поэтому неудивительно, что за последние полвека "банлье"стало чем-то вроде ругательства для обозначения малообеспеченного жилого района во Франции, хотя в других частях франкоязычного мира оно воспринимается более нейтрально. Важно отметить, что такие представления, как правило, включают в себя четкий расовый, этнический или религиозный компонент, рассматриваябаньё как места, в подавляющем большинстве населенные бедными мусульманскими иммигрантами из Северной и Западной Африки и Ближнего Востока. В действительности существует некоторая неопределенность в отношении точности такого изображения, поскольку Франция по закону не собирает статистику по расовой, этнической или религиозной принадлежности. Но и этот портрет не должен быть проблематичным: во французском обществе есть много популярных и заметных фигур, выросших в баньонах, - от звезды футбола Килиана Мбаппе (камерунского и алжирского происхождения) до хитовых музыкантов, таких как Айя Накамура (которая в детстве переехала во Францию из Мали). Проблема в том, что представление этих областей редко бывает безобидным. Вместо того чтобы признать вклад во французское общество, который банлюсарды вносят ежедневно, примеры, подобные вышеперечисленным, обычно рассматриваются как исключения, как люди из меньшинств, которые "сбежали" из этих "чужих" анклавов на французской земле и только теперь могут считаться представителями страны. Более того, один неверный шаг - и их снова порицают как неисправимых детей баньлея*.

Безусловно, для многих жителей Франции баньоны - это антитеза французского общества. В то время как "подлинная" Франция, как правило, подразумевает белых и сельских жителей, а "республиканская" Франция - патриотическую, законопослушную и светскую, баньоны изображаются как очаги преступности и антиобщественного поведения, совершаемого враждебнымименьшинствами (особенно молодыми мужчинами), которые сопротивляются ассимиляции. Сенсационная книга"Потерянные территории Республики" ("Les Territoires perdus de la République") - сборник рассказов очевидцев из числа французских школьных учителей, впервые опубликованный в 2002 году историком Жоржем Бенсуссаном под псевдонимом Эммануэль Бреннер, - получила известность благодаря утверждению, что в школах происходит "исламизация" молодежи, представляющая угрозу не только для этих общин, но и для Франции в целом. Кроме того, бывший министр внутренних дел Клод Геан (член старой правоцентристской партии "Союз за народное движение") в 2011 году заявил, что французы "иногда чувствуют, что они больше не дома", и осудил "создание иностранных общин, [которые] изолировали себя". Совсем недавно, в преддверии президентских выборов 2022 года, кандидат от правоцентристской партии "Республиканцы" Валери Пекресс пообещала "достать керхер из подвала", чтобы "вернуть порядок на улицы" и справиться с "насилием новых варваров" в банлиях*, которые она ранее назвала "рассадником" исламизма, "способствующим самосегрегации, уходу из общества и индоктринации". Ее конкурентка по Национальному ралли Марин Ле Пен заявила одной мусульманке, что "платок - это униформа, навязанная со временем людьми с радикальным видением ислама", - грубое заявление, соответствующее ее предыдущему заявлению о том, что определенные кварталы