Книга Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай встал из-за стола, прошёлся по каюте, сделал несколько наклонов. Вспомнил угрюмое лицо Париса, его высокомерие и желчность. Усмехнулся. Парис пугал, но ему не было страшно. "Что ни делаете, господа, — мысленно обратился он к английским дипломатам, — для себя делаете". — Он раскинул руки, глубоко вдохнул и задержал дыхание. — За неприязнь свою ответите".
Десятого августа английские канонерки вошли в реку Бэйхэ. Вслед за ними к Тяньцзиню стали подниматься корабли союзного десанта.
Главнокомандующий маньчжурской армией полководец Сэн Ван вместе со своим штабом отошёл к Чанцзяваню — небольшой деревушке на южных подступах к Пекину.
Китайское правительство упало духом.
В Тяньцзинь срочно приехали новые уполномоченные для переговоров с союзниками. Игнатьев лишился последней возможности вмешаться в процесс перемирия, повторить события 1858 года, когда графу Путятину предложили роль посредника.
"Кажется, всё кончено и решено, — обессилено опустился Игнатьев в кресло и устало посмотрел на Вульфа, занятого чтением газет. — Всё пойдёт наперекос, если мы опоздаем в Тяньцзинь".
Секретарь всё понял.
— Надо ехать.
— Я не знаю, как нам это сделать, — озадачился Николай. — В городе нет ни одной повозки, а у наших судов слишком большая осадка, они не дойдут до Тяньцзиня, сядут на мель.
— Так, может, не спешить? — перестал шелестеть газетой Вульф. — Зачем давать китайцам повод сомневаться в прочности нашего нейтралитета?
Игнатьев раскрыл окно, вдохнул вечерний воздух. Со стороны моря пахнуло холодком, но всё равно ещё довольно душно.
— Не мы ведём войну, значит, мы правы.
— И всё-таки, — налёг локтями на стол секретарь, — мне думается, мы рискуем. Выглядим нервозно, действуем нетерпеливо.
Игнатьев вспыхнул. Он знал, что чересчур нетерпелив, боится опоздать и не успеть, но Вульф об этом мог не говорить. По крайней мере, в данную минуту.
— Знаете, — чуточку растягивая слова, качнулся с пятки на носок Игнатьев и обхватил свои плечи руками, — я дипломат, но дипломат военный. А в армии ведь как? — Он посмотрел на Вульфа, тот на него.
— В армии больше рискует тот, кто ниже по званию. В нашем случае, и господин Бурбулон, и господин Брюс старше меня по званию. Отсюда вывод: мне и рисковать.
Почувствовав неловкость оттого, что он сидит в то время, как Игнатьев говорит с ним стоя, Вульф отложил газету и поднялся с кресла.
— Можно добраться до Тяньцзиня на рыбачьих джонках.
— Можно, — кивнул Игнатьев, — но внешне это будет выглядеть плачевно.
— Ну да, — подошёл к окну Вульф и опечаленно вздохнул. — Надо сохранять лицо.
Далеко-далеко мерцали огоньки Бэйцана, вспыхивали фонари союзнических кораблей: красные, зелёные сигнальные огни.
Обдумывая путь в Тяньцзинь, Игнатьев поинтересовался, когда были последние известия из МИДа?
— В первых числах мая, — сразу же ответил секретарь. — Точнее, пятого числа. Хорошо помню.
Память у него действительно была феноменальной. Прочитывал и никогда не забывал огромное количество инструкций, положений, пунктов и параграфов.
Николай кивнул: верно. После этого он не получил ни одной строки. Оставался в полном неведении относительно того, что происходит на Амуре, на русской границе с Китаем. Действовал по собственной инициативе. Уповал на то, что интуиция и здравый смысл подскажут верный ход. Надо только изучить вопрос, который требует ответа.
— И от отца Гурия ни строчки не было, — с грустью добавил он, хотя подумал о молчании My Лань.
Вульфу передалось его настроение, и он мрачно заметил: — Торчим здесь, как на острове, ей-богу.
«Жил когда-то на земле древний мудрец Сюй Ю — Никого не стесняющий, мог получить престол, но отказался от него, мог иметь все, но выбрал просто жизнь».
Так говорил монах Бао, говорил и смотрел на Игнатьева.
Напутствовал и увещевал. И сейчас, сидя в крохотной каюте русского фрегата, Николай чувствовал себя китайским мудрецом «никого не стесняющим».
В министерстве иностранных дел считали, что повторится ситуация тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года и можно будет скопировать действия Путятина, но дела, между тем, приняли иное направление.
После взятия Дагу, основные силы союзников были ещё на кораблях, а послы и главнокомандующие сухопутными войсками отдалились от эскадры и устья