Книга Воспоминания о будущем - Кэт Патрик

Я только что съела отлично подрумяненный рогалик с мягкимсыром.

Птицы весело чирикают у меня над головой, а я читаю огромнуюпачку записей о мегачудесном парне по имени Люк, с которым я, оказывается,встречаюсь уже целых полгода. В такое чудесное утро совершенно не хочетсязацикливаться на том, что я абсолютно не помню никакого Люка.

Я вздыхаю, как Белоснежка перед яблоком, и достаю письмо,найденное сегодня утром на ночном столике. Оно такое грязное, мятое изахватанное, что страшно представить, сколько раз я читала его по утрам.

Снова вздохнув, я отбрасываю с лица волосы, отпиваю глотоклатте, сваренного по стандартам лучшей кофейни в городе, и читаю.

Слезы капают на лежащую передо мной бумагу, по мере того какнаписанные от руки слова медленно заполняют зияющие пробелы в моем прошлом.

Мне хочется бросить камнем в птиц.

Мне хочется забраться обратно в постель.

Но я продолжаю читать.

Возможно, проснувшись, ты сразу подумаешь о Страшномвоспоминании. Так вот, это похороны... то есть это были похороны твоего братаДжонаса. И это твое единственное воспоминание о прошлом. Мама скрывала это оттебя, но не злись на нее. Она пыталась защитить тебя. Она боялась, что этоткошмар еще больше усугубит твои проблемы с памятью.

Мамы не было там, когда это случилось. Вы с Джонасом были сотцом. Тебе было пять, а ему два. Отец взял вас с собой в гастроном и на минутуоставил в машине, чтобы сходить за тележкой. Он только дошел до конца парковкии вернулся обратно. Когда он пришел, Джонаса в машине уже не было. Ты кричалапро какой-то минивэн и показывала на машину, выезжающую с парковки, поэтомутвой отец влез за руль и погнался за похитителем. Что еще ему оставалосьделать? Но через несколько кварталов минивэн проскочил на светофор, а передмашиной твоего отца включился красный. Тогда отец решил стрелять попохитителям. Произошел несчастный случай. Ты была ранена и попала в больницу.Ты впала в кому. А на рассвете, в 4:33 утра, ты умерла. Тебя вернули к жизни,но мама уверена, что твоя память не случайно перегружается именно в это время.С тех пор у тебя исчезли все обычные воспоминания. Ты ничего не помнила опроизошедшем. Ты не помнила Джонаса.

Мама выгнала отца. Она обвинила его в исчезновении Джонаса ив том, что он едва не убил тебя. Наверное, он и сам готов был убить себя за всеэто. Я спросила ее про открытки из манильского конверта, который лежит в ящикестола. Этот конверт я нашла в маминой комнате прошлой зимой. Она разозлилась наменя за этот обыск. Но потом сказала, что папа трижды пытался вернуться, но онакаждый раз выставляла его вон. Она сказала, что в то время очень ожесточилась.

Сейчас злость ушла, осталась только горечь. Она оченьгрустная. Я все время думаю, смогут ли они с папой снова... поговорить. И мнетоже нужно поговорить с отцом обо всем этом. Ведь он был там. Два года спустя вгорах к западу от города полиция нашла останки Джонаса и его одежду. Тогда егои похоронили. Это и были те похороны, которые ты помнишь.

Сохрани это письмо и каждый вечер клади его себе на ночнойстолик. Да, тебе будет очень тяжело читать его снова и снова, но это твой долгперед Джонасом. Он был твоим братом, и ты обязана его помнить.

Глава тридцать шестая

— Когда-нибудь будет легче? — спрашиваю я маму, прежде чемоткрыть дверь «приуса». Мы стоим перед школой. Глаза у меня даже сейчас красныеи опухшие от слез.

— Не знаю, Лондон, — тихо говорит мама, накрывая ладонью моюруку. — Для меня со временем боль притупилась. Не знаю, как будет у тебя. Тыведь каждое утро узнаешь это заново.

Я вижу боль в ее глазах, но ничего не отвечаю. Мама смотритна меня так, словно хочет что-то сказать, словно борется с собой. Ну что ж,первым ходит тот, кому есть что сказать.

— Дорогая, я думаю, тебе нужно избавиться от этого письма, —осторожно говорит мама.

— Нет.

— Подумай хорошенько, Лондон. Джонас не хотел бы, чтобы тытак убивалась каждое утро. Он не хотел бы, чтобы ты каждый день оплакивала его.

— Откуда ты знаешь? Он был совсем малыш!

— Счастливый малыш! Малыш, который постоянно хохотал изаставлял тебя смеяться вместе с ним. Он обожал тебя, Лондон. И я знаю, чтомаленький Джонас не хотел бы, чтобы его сестра была так несчастна.

Я отстегиваю ремень безопасности и приоткрываю дверь,приготовившись выйти.

— Понимаешь, я чувствую, что это мой долг перед Джонасом, —еле слышно говорю я. — И я обязана его помнить. — Я цитирую по памяти слова, которыевпервые прочитала сегодня утром, но они полностью созвучны с моими чувствами.

Мама глубоко вздыхает. Сзади нам сигналит какая-то машина, ия понимаю, что нужно скорее выходить. Я знаю, что мне предстоит пережитьочередной обычный школьный день.

Мама недовольно косится на нетерпеливого водителя сзади,потом смотрит на меня. Ее ладонь все еще лежит на моей руке.

— Почему, Лондон? — глухо спрашивает она. — Почему ты должнаему это?

Я вырываю свою руку, убираю ремень и широко распахиваю дверьмашины. Ставлю одну ногу на тротуар, хватаю свою школьную сумку и отвечаю маме:

— Не знаю. Просто должна, и все.

— Мисс Лэйн? Хм, мисс Лэйн? Лондон Лэйн, вы с нами?

Я поднимаю глаза и вижу, что два ряда моих одноклассников ислегка раздраженный мистер Хоффман вопросительно смотрят на меня.

Да, я пропустила вопрос мимо ушей, но быстрый взгляд надоску позволяет догадаться, о чем меня спросили.

— Производная от F, — лепечу я, всей душой радуясь тому, чтосмогла запомнить хотя бы некоторые доброкачественные фрагменты сегодняшнейлетописи, а не одни только злокачественные, которые убивают меня с самого утра.

— Очень хорошо, мисс Лэйн. Можете снова выпасть из зоныдоступа, — говорит мистер Хоффман и подмигивает, изо всех сил стараясьвыглядеть крутым и современным.

Бедный мистер Хоффман.

Ему этого не дано.

Сидящая передо мной девушка с мелкими, как у пуделя,кудряшками так сильно откидывается назад на своем допотопном скрипучем стуле,что ее чудесные локоны падают на страницы моей открытой тетради. Строго говоря,ее кучерявые космы ничего не закрывают, поскольку я все равно ничего незаписывала. Открытая тетрадь и лежащий возле нее механический карандаш являютсячистой воды бутафорией, как и рюкзак, забитый в ячейку под столом, да и всележащие в нем учебники, если уж на то пошло.

Но я все равно смахиваю чужие локоны со своей тетради, икудрявая девушка, словно только того и ждала, резко обернувшись, пронзает менязлым взглядом.

— Прекрати трогать мои волосы, чокнутая, — цедит она, преждечем вернуть стул в нормальное положение. Но тут резко звенит звонок, и тучнаяПуделиха, вздрогнув от неожиданности, слетает со своего места.