Книга Письма с Прусской войны - Денис Сдвижков

2 В течение 1760 г. Фермор несколько раз замещал главнокомандующего П. С. Салтыкова по болезни.

3 Для сравнения: в ближайшей к границе Риге летом 1758 г. цена фунта мяса была определена в 2 коп. против реальной 2 ½ коп. (Livländische Jahrbücher IV, 2, 615). Таким образом, армейские цены превосходили и без того недешевую для русских Ригу в 2–2,5 раза. Те же 2 коп. стоил фунт «лучшего мяса» в столице империи — тоже далеко не дешевого места — в 1759 г. (Теге 1865, 1154).

4 Фермор предложил варить из казенного солода квас вместо пива по госпиталям и полковым лазаретам для дачи больным (РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 65. Ч. I. Л. 785, ордер Фермора Румянцеву о выдаче солода). Квас опробован лично Фермором и «оказался весьма изряден» (РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 65. Ч. I. Л. 831), а «пива варить и употреблять по повелению Его Реисграфского сиятельства запретить» по ЕИВ Указу от 10.04.1760.

5 Испанский биттер (Spanisch-Bitter), вариант магенбиттера — горький ликер, служащий как лекарственное средство для желудка.

Впрочем, одним из главных маркеров выносливости в позитивном или бесчувствия в негативном смысле российской армии была неприхотливость в рационе[611]. О будничном меню офицеров и солдат мы кое-что узнаем из анналов местной «интеллигенции» (№ 115–116). Деликатесом, судя по ним, считалась, прежде всего, свежая рыба — прудовые карпы, с которыми русские познакомились в Пруссии (см. № 115). Но уважали и селедку, неизменно присутствующую во всех маркитантских меню. Стол разнообразили свежие овощи, огурцы с луком. Для солдат же упоминаются в основном супы или тюри типа ботвиньи и борща, холодные и горячие. Репу в здешних местах не выращивали, а картошку Фридрих II начал пропагандировать лишь накануне Семилетней войны (см. илл. 42). Стоит еще заметить, что ключевые события, отразившиеся в этих свидетельствах, пришлись на двухнедельный Успенский пост с 1/12 по 14/25 августа, что, как мы увидим, серьезно влияло на армейский рацион.

Непременная часть «бремени бритого человека» (А. Эткинд) — зеркало и бритвы: у Невельского целых пять (солдаты брились у полкового цирюльника). И трубки, пеньковые с серебряной оправой (интересно, дымили только в лагере или брали и на баталию, успокаивая нервы, как «маленький Тушин с закушенною набок трубочкой»?)

Что еще… У Невельского в экипаже имеется готовальня с артиллерийским инструментом, однако бумаги или книги отсутствуют. Да, и долги, конечно: «долгов разным лицам на 154 р.». Де Ля Тур же успел наделать таких долгов, что пришлось продать его экипаж (№ 106).

Добавим красок — выходной гардероб. Шляпы для фасону: обшитые широким и узким позументом (гасом), с плюмажем — белым и черным (по настроению?). Как почему-то и во все эпохи, носить шляпу по-залихватски означало набекрень, чтобы передний угол треуголки нависал над левым глазом[612]. Неряшливая манера с опущенными полям именовалась «по-бурлацки»[613]. Надеваем «красные триковые штаны с гасом», сапоги с пуговицами и подвязки к ним с серебряными пряжками, да серебряные шпоры. Сверху кафтан, например желтый и тоже, понятно, «с гасом». Штаны с золотым гасом (галуном) вообще-то имели право носить только в Лейб-компании. Однако неуставной галун мелькает повсюду, в том числе на истлевающем после колесования поручике Людерсе (№ 116), это явно одна из самых частых «несогласующихся со штатами пестрот»[614].

Илл. 2. Артиллерии поручик с форменной тростью (1780‐е гг.)

Далее подвязываем черный шелковый галстук с серебряной пряжкой. В экипаже у Невельского имеется также трость, то ли форменная, то ли просто из щегольства — и вперед, в Нойдамм до дам. Пока не отпели бранденбургские соловьи дорогому моему сердцу Афанасию Невельскому.

Но это через год, а пока — мы живы.

И отправляем домой, как повсеместно принято в эту эпоху, с оказией «сувениры»[615] вроде ружья, купленного у «егаря графа Дона» (№ 9), штуки батиста с итальянским платком (№ 99), аршина ленты (№ 104). В России поход видят и как своего рода шопинг-тур: в армию из дома приходят конкретные заказы. Михайла Крючков, к примеру, надеется, что армия займет Берлин и «Франфорт» не исходя из каких-то стратегических соображений, а потому, что там сподручнее купить парадные скатерти домой (№ 9). Вкусы русских офицеров пока скорее провинциальны, и венский аристократ покупает привязанности на манер торговли с дикарями:

Пришлите мне, — пишет австриец де Фине в Вену осенью 1758 г. из главной квартиры РИА, — разных мелких изготовляемых в Вене галантерейных товаров, вроде табакерок, портсигаров, печатей, цепочек для часов etc. Того рода, которых там можно купить задешево и которые бросаются в глаза. Российские офицеры находят их очень ценными и красивыми. Таким способом тут можно приобрести много друзей и большое уважение[616].

В том же качестве экспортных товаров выступают слуги, которых офицеры Заграничной армии привозят из западных земель: Александр Анненков, например, возвращается из цорндорфского плена с приставшим к нему лифляндцем «Крестьяном Ивановым» (№ 17). Петер Девиц собирается нанять для своей «ангел Машиньки» девку и парня — во-первых, потому, что Марии Христиановне, вероятно, удобнее иметь немецкоговорящих слуг. А во-вторых, с надеждой на лучший вариант, чем его русская портомойка Пахомиха, которая «sauft, ist sehr faul» («пьянствует и ленива») (№ 104).