Книга Разоблачение Тисл Тейт - Кейтлин Детвейлер

Мое имя смешали с грязью. Имя моего отца смешали с грязью. Напечататься Тейтам больше точно не дадут. Я даже не знаю, что нам теперь вообще дадут делать.

Твиты и личные сообщения – это самое жуткое. Нет никаких ограничений в том, что человек может позволить себе высказать в сети. Про себя я прочитала следующие слова: вероломная сука, проститутка ради славы, бесталанный кусок дерьма. Практически единогласно все хотят, чтобы нас с отцом отправили в тюрьму. Только после того, как мы вернем все деньги, разумеется. Еще я увидела призывы организовать Международный день сожжения «Лимонадных небес». Кто-то даже создал новый аккаунт в твиттере, объединяющий моих врагов: «Долой Мэриголд Мэйби!»

Отсмотрев, наконец, большинство постов за последние сутки, я закрываю крышку ноутбука. Может быть, почитаю еще поближе к вечеру. Или завтра. И послезавтра. И еще через день. Потому что делать больше вообще нечего. Ни домашних заданий, ни книг, ни друзей, ни парней. Только папа, на которого мне сейчас даже смотреть невыносимо. И Миа, но я не сомневаюсь, что она отныне не хочет иметь никаких дел с семьей Тейт. Я даже не уверена, что она до сих пор в доме.

Я перебираю в памяти людей, которым могло бы быть небезразлично, какой ужасной стала моя жизнь. Миссис Риззо. Я смеюсь. Небезразлично – слишком сильное слово. Но она же сама сказала, что я могу постучаться к ней в дверь, если мне что-то понадобится, а мне сейчас так нужно с кем-то поговорить. К тому же я ничего весь день не ела, и мысль о печенье в форме длиннохвостых попугаев теперь кажется вполне утешительной.

Не успев передумать, я уже оказываюсь на пороге у соседки и стучу в дверь. Сначала никакого ответа нет, и как раз в тот момент, когда я собираюсь попробовать постучать еще раз, занавеска на окне отдергивается. Миссис Риззо смотрит на меня, высоко подняв седые брови. Сначала на ее лице отражается удивление и только потом тревога.

– У вас все хорошо? – спрашивает она, едва не сбив меня с ног резко открытой дверью. – Твоему папе плохо? Звоним в службу 911?

Она, конечно, решила, что мое появление у нее на крыльце означает, что случилось что-то ужасное. Раньше я никогда не шла на контакт сама, ни разу за семнадцать лет жизни по соседству.

– Нет, он в порядке. И я тоже. Ну, то есть не в порядке, но в медицинском смысле нет никаких причин для беспокойства. Можно? Хотите попить со мной чаю?

Она поднимает брови и складывает губы бантиком. Как будто ждет, что сейчас последует шутка. Она затягивает потуже ремешок на домашнем халате, на котором бело-голубые длиннохвостые попугаи порхают в прохладном ветерке.

– Хорошо, – говорит она, и ее проницательные глаза внимательно изучают меня. – Заходи, на улице так холодно, а ты вообще в пижаме.

Я осматриваю себя. И правда. Пижама в розово-желтую клетку. Тапочки на холодном бетонном крыльце.

– Прощу прощения за мой нескромный внешний вид. Я могу переодеться и вернуться, если хотите.

Ее взгляд на мгновение смягчается.

– Не глупи. Заходи скорее, ты впускаешь холод в дом!

Она бормочет себе под нос что-то про возмутительные цены на газ, пока идет по коридору, провожая меня туда, где должна быть кухня. Ее дом – точная копия нашего. Я имею в виду планировку. Все остальное совершенно другое. По халату и печенью я должна была бы догадаться, что всю ту яркость, которой миссис Риззо так не хватает в ее довольно сдержанном поведении, она более чем компенсирует в домашнем декоре. Кругом все в какой-то блестящей радужной блевотине: полы, стены, столешницы. Трудно здесь найти хотя бы один белый участок. В коридоре по стенам висят канареечно-желтые, розовые, как домик для Барби, и небесно-голубые рамки с картинками кошечек, собачек, овечек и, разумеется, попугайчиков. При этом фотографий детей или семьи в этом доме не видно. я замечаю только один портрет: мужчина в военной форме. Фото имеет коричневато-золотистый оттенок, как у всех старых кадров, но все равно можно сделать вывод о том, что мужчина красив. Или был красив. Предполагаю, это ее усопший муж, но вопросов не задаю.

На кухне настоящий хаос: жестяные банки, венчики и деревянные ложки, пятна муки и сахара по всему полу из серебристого ламината. Я помню эту столешницу: ее замена стала единственным улучшением в доме, которое отец сделал, получив первый аванс за «Лимонадные небеса». Миссис Риззо указывает на кухонное кресло и невнятно фыркает, я принимаю это за приглашение присесть и подчиняюсь. Она начинает заниматься чайником, наполняет его и ставит на плиту, шуршит по ящикам в поисках коробочек с чаем, кружек и, подозреваю, жестяной коробки с печеньем.

Она подходит ко мне с коробкой и снимает крышку. Это ее традиционные попугаи, но на этот раз они украшены не кондитерскими блестками, а мелкой шоколадной крошкой.

– Попробовала сегодня кое-что новое, – говорит она. – Обычно я шоколад отдельно ем, но вдруг подумала, а почему бы и нет? Кто знает, сколько мне осталось? Можно попробовать все и сразу.

Я беру одно печенье, но миссис Риззо не убирает коробку.

– Нет ничего невежливого в том, чтобы взять еще, если ты голодна.

Я беру еще три, она довольна, закрывает коробку и ставит ее на стол. Мы вежливо улыбаемся друг другу, какое-то время молчим, а потом чайник начинает негромко скрипуче свистеть. Она берет поднос с двумя дымящимися кружками горячей воды и всеми возможными сортами чая в пакетиках.

– Что-то мне подсказывает, что с этим печеньем лучше всего пойдет чай «Черная вишня», – говорит она, ставя поднос на стол и устраиваясь в кресле рядом со мной. – Мне лично очень нравится добавлять в чай щедрую порцию сливок – получается настоящее угощение.

Я беру пакетик чая «Черная вишня» и опускаю его в горячую воду, добавляя по примеру миссис Риззо два кусочка сахара и сливки. Кажется, что она всем довольна. Она одобрительно кивает, глядя на мою чашку, когда мы обе окунаем в чай печенье.

– Просто фантастика, – говорю я после того, как полностью прожевала и проглотила первое печенье. – Серьезно, эта шоколадная крошка – феноменальное решение. Смена правил игры.

– Мне тоже так показалось. Этот новый рецепт меня погубит. А мою талию и подавно.

Я бы не сказала, что миссис Риззо совсем худышка, но и человеком с ожирением ее точно не назовешь. Я хотела бы сохранить такую фигуру в ее годы, и вообще, если уж выбирать, какой смертью умереть, то смерть от печенья – это не самый худший вариант.

– Так я полагаю, ты оказалась в моей кухне не просто так? Ты хочешь о чем-то поговорить. Раз уж ты прожила здесь… Да всю свою жизнь прожила и ни разу не ступила на мой порог. Я чувствую, что произошло что-то важное.

Она говорит это без обвинительных интонаций. Скорее как наблюдение. Нельзя сказать, что она сама искала моей компании. Слишком уж была она занята подглядываниями через забор на заднем дворе и лекциями при встрече около дома, но что-то подсказывает мне, что сейчас напоминать ей об этом совсем не время.

Хотя… Иногда она все же стучалась к нам в дверь, разве нет? Чтобы передать папе печенье. Может быть, и мне тоже, несмотря на то, что открыто она об этом никогда не говорила. А я из-за своего гонора даже не ела его, не говоря уже о том, чтобы ее благодарить.