Книга Гагара - Надежда Васильева

Борька прикусил губу так сильно, что на ней выступила капелька крови. Она протянула руку, чтобы вытереть, но он резко отвернул лицо в сторону.

– Я ведь не хотел тебя обидеть. Думаешь, пригласил домой для чего-то там?. Нет, Гагара! А когда отшила – что-то во мне замкнуло. Много дней за тобой тайком наблюдал. Видел, как ты со Светкой в парке гуляла. Но подойти не решался. Боялся, что такого наговоришь! И в тот субботний день, оставшись дома один, напился с горя! Вот башку и снесло!. Разве мог бы так пугать… в здравом уме? Никогда! Ненавижу себя!

Голос у Борьки был таким подавленным и искренним, что у Илоны на глаза навернулись слезы. И так хотелось верить этим словам! Смотрела на него, а в голове сверлило: «Неужели я и правда могла сотворить с человеком такое? Представить страшно! Камнем по лицу. Изо всех сил! Наверное, так больно было! И будет теперь всю жизнь смотреть на мир одним глазом. Крах всем планам и мечтам. Ведь даже водителем ему уже не стать».

И опять Борька вторгся в ее мысли.

– Не надо меня жалеть! Лучше уйди! – и добавил уже еле слышно: – Прошу тебя, уйди, ладно?..

Но она не тронулась с места, только отвела взгляд. Что он сказал про камень?.. И вдруг пронзило смутной догадкой: так вот оно что! Камень! Мистика какая-то! Как в кино. Раз показали крупным планом ружье – оно обязательно должно выстрелить. Так и тут: камень. Она в детстве однажды нашла камень, подняла его и долго держала в руке. Но ведь не для того, чтобы кого-то ударить или, уж тем более, убить!

И все поплыло перед глазами. И захотелось умереть!

Встала и медленно, спиной, попятилась к двери. Видела, как он закрыл лицо руками, чтобы она не могла видеть его слёз.

Вернувшись в свою палату, плюхнулась на койку и отвернулась лицом к стене. Не ела, не разговаривала, не открывала глаз, не пила таблеток, не позволяла делать себе уколы. Тогда пришли санитары, силой перекинули ее на каталку и повезли в другое отделение. Ей сделалось абсолютно все равно: куда везут, зачем? Хоть сразу в морг. Ни одна мышца на лице не дрогнула бы. Еще лучше. Не брать самой грех на душу.

Потом все-таки ввели в вену какой-то укол. И захотелось спать. Сколько ни силилась окинуть взглядом палату, сделать этого так и не смогла. Веки тяжело опустились на глаза, и сон, словно по мановению волшебной палочки, унес ее куда-то…

Приснилось, будто она птица, гагара. И ей так нужно взлететь. Она бежит против ветра, громко хлопает крыльями по воде. И наконец отрывается от земли и быстро-быстро летит в сторону рассвета.

Вот кто-то осторожно берет ее за руку. Илона с трудом поднимает свинцовые веки. Как ей хочется остаться гагарой! Ну что им всем от нее нужно?!

Женщина-врач, что присела на краешек постели, возраста ее бабушки. Этакий божий одуванчик в белом накрахмаленном колпачке, каких современные врачи давно уже не носят. Лицо маленькое, круглое и чуть припухшее от возраста. Глаза добрые, улыбчивые. Такими, как эта бабулька, в детстве представляла она себе волшебных фей.

Женщина ни о чем не спрашивает, а просто держит ее руку в своих сухоньких ладонях, держит долго-долго. И что странно: от ее рук исходит не тепло, а приятная прохлада, и эта странная прохлада поднимается к груди. И в груди вдруг все задрожало, из глаз хлынули слезы. И уже не сдержать рыданий, громких, отчаянных, безутешных. Хоть пальцы себе все искусай! Не остановиться – и всё! Чей-то шепот, таинственный и завораживающий, велит:

– Ну а теперь рассказывай! Все, как на духу! С самого начала!

Задыхаясь от нахлынувших слёз и какого-то непонятного возбуждения, Илона начинает говорить. Быстро, торопливо, словно опасаясь, что ее не дослушают, прервут, не поверив.

– Это все началось с того камня в детском саду! Не верите? Правда! Я держала его в руке и впитывала в себя его силу! И больше не верила никому, только камню и себе! Он был красивый, этот камень. Разноцветный. Если на него глядеть долго-долго, можно было увидеть и глаза, и нос, и усы. Я с ним даже разговаривала, как с куклой.

Что с ней творится?! Это она говорит или ей показывают кем-то отснятый скрытой камерой фильм?

Вот она сидит на «штрафной скамейке», куда сажали провинившихся на прогулке ребят, изолируя от группы. Сидит одна и крепко сжимает в руке камень. Его шершавая поверхность до боли вдавливается ей в ладонь, заглушая ту, другую боль, от которой не избавиться уже несколько дней. Но она не плачет, даже ночью. Знает, что слезы привлекут внимание ребят и они начнут над ней издеваться еще больше. Она даже не болтает ногами, просто сидит и смотрит на землю, где беспомощно перебирает лапками перевернувшаяся на спину божья коровка. Коровку жаль. Она разжимает затекшую руку, кладет камень на скамейку, с опаской оглядывается на играющих вдалеке ребят, затем на воспитательниц, которые что-то оживленно обсуждают возле беседки, и помогает этой маленькой букашке с черными пятнышками на коричневатой спинке перевернуться брюшком к земле. Но та не торопится улетать. Тогда Илона тихонько шепчет:

– Божья коровка, улети на небо! Там твои детки кушают конфетки. Всем по одной, а тебе ни одной!

Этому научила ее бабушка, папина мама, что живет с мужем, Илониным дедушкой, в деревне. Она много чего знает. Илона жила бы в деревне всю жизнь, если бы мама с папой согласились туда переехать.

Магические слова делают свое дело. Божья коровка выпускает крылья и неспешно взлетает. Илона долго смотрит ей вслед. Но вот рука снова тянется к камню. Нет, она не собирается бросать камень в кого-нибудь из ребят. Это ведь так больно. В прошлом году ей нечаянно попало булыжником по ноге. Был большой и очень больной синяк. Просто ей так тоскливо одной. А с камнем можно даже поговорить.

– Вот отсижу здесь сколько надо и снова стану такой, как все, – тихонько шепчет она камню. – И Тамара Петровна погладит меня по голове. Мальчишки не будут больше обзываться и толкать. И Света снова будет играть со мной.

Но камень молчит. Это ничего. Бабушка говорит, что камни умеют хранить тайны. Ему можно все рассказать. Вот так, шепотом, чтобы никто не услышал.

Хотя к ней давно уже никто из ребят не подходит, не бросает колючки репейника в волосы, не швыряет песком в глаза и даже не называет Гагарой. Прозвище это совсем не обидное. Просто фамилия у нее такая – Гагаринова. Ну Гагара и Гагара! Просто птица, которая плавает. В детском саду у всех прозвища: Васильева называют Васей, хоть он совсем не Вася, а Максим, Лёню Тузова – Тузом, Лену Ершову – Ершихой, Свету Татаринову – Татаркой, хоть на татарку она вовсе не похожа: у татар волосы черные, а у нее – белые. И вообще, Света очень добрая, и они дружат, вернее… дружили! Но после бойкота, объявленного Илоне воспитательницей, Света больше не подходила, а только с какой-то жалостью наблюдала за ней издалека. И даже в тихий час, как прежде, не щекотала ей ладошку, тихонько протянув под одеялом руку. Их кровати-раскладушки стоят рядом.

Сейчас Тамара Петровна строго следит за тем, чтобы никто из ребят не вздумал играть с ней. Бойкот есть бойкот. Он для тех, кто совершает плохие поступки. Она виновата в том, что рассказала отцу про тихий час…