Книга Последняя Пасха императора - Александр Бушков

Не было ни угрызений совести, ни моральных терзаний, он нечувствовал себя ни преступником, ни выродком. Сокровища – остались они на днеили нет – были, строго говоря, ничьи. Хозяин покинул этот мир давным-давно, егосыновья – тоже, а наследники продавали фамильные бумаги совершенно добровольно,трезвые, вменяемые. В конце концов, чистой случайностью оказалось, что записипопали в единственное место на земле, где их смогли понять. А государство, которомупо закону положено отдавать некую долю… Будем циничны: государство это своихграждан имело разнообразными способами столько раз, что можно разок отплатитьему той же монетой.

– Благостно, – кивнул наблюдавший за его огненнымизабавами Кот Ученый, наверняка обуреваемый теми же нехитрыми мыслями.

– Только не надо загораться раньше времени, –буркнул Смолин угрюмо, – чтобы не переживать, если что. Будем считать, чтозолотишко могли вынуть энкаведешники или просто случайные везунчики леттридцать тому…

– Ладно, – охотно согласился Кот Ученый, –будем пессимистами, трудно что ли…

– Ну конечно, – сказал Смолин, – пессимистамжить легче, точно тебе говорю. Когда заранее не ждешь ничего хорошего, иразочаровываться не приходится…

Глава 2

Пляски вокруг кортика

Существовала, конечно, теоретическая возможность, что тесамые компетентные органы в лице некоего продажного майора поставили напрослушку и его новехонькую, две минуты как активированную «симку». Однакочто-то плохо верилось в такую расторопность помянутых органов: это же неголливудский блокбастер. К тому же против Смолина сейчас действовал непотенциал конторы, способный при иных условиях проявить нешуточную мощь, аодин-единственный купленный козел, что, разумеется, возможности оборотнясужает…

Так что Смолин, не терзаясь манией преследования,преспокойно набрал номер и, когда собеседник откликнулся, начал разговор убитымголосом:

– Сергей Леонидыч? Смолин некто… Я вас вынужденогорчить. Нет, не потому, что не достал… Как раз наоборот, достал, и великолепнейшуюштуку, именно то, что вам требовалось. Беда только, что эту штуку у менясовершенно беззаконным образом менты забрали… Да, вот именно. Прицепились кмоему парнишке – ну, вы его помните – который по дурости провокаторам вштатском продал примитивный морской кортик… нет, вы-то тогда брали добрый,сталинский, а им он толкнул современную железку. Обыск устроили, выгребли всемои предметы … Да, я и сам прекрасно понимаю, что обязаны будут вернуть, нокогда это еще будет, вы их знаете… А вам, я помню, срочно… Но что же тутподелать, натуральнейший фарс-мажор с упором на первое слово… Я-то, самипонимаете, все выполнил четко, что заказывали, то и раздобыл оперативно –подлинное, великолепное просто. А дальнейшее, вы ж понимаете, предвидеть никтоне мог. Ну, понятно, именно в таких предметах и кроется главная угроза, смешноих и сравнивать по степени опасности с какими-то жалкими автоматами-гранатами…Самое обидное, что времени осталось мало, и вторую такую мне уже в сжатые срокине достать, такие вещи определенного времени требуют…

Закончив разговор, Смолин откинулся на спинку сиденья ицинично ухмыльнулся. Легко было представить, что за паническая злостьвоцарилась сейчас в паре-тройке достаточно высоких кабинетов областнойадминистрации. Через три дня в славную Шантарскую губернию ожидается с визитомвесьма значительный федеральный деятель. Как повелось со времен первыхбюрократов, то есть наверное, с Древнего Шумера (или где там еще чиновничествооформилось как класс?), высокого гостя надлежало принять со всем пыломсибирского гостеприимства, тем более что власти областные кое о чем собиралисьвизитера просить. А поскольку достоверно было известно, что главное хобби угостя – императорский российский холодняк, то знающие люди из «белого дома»моментально кинулись в первую очередь к Смолину.

Смолин, как обычно, не подвел. Поломавшись для приличия ипосетовав на трудности ремесла и дефицит раритетов (когда это тароватый купецвел себя иначе?!), он безбожно задрал цену (у этих бабло не свое, не кровное,им его не жалко), зато, нырнув в свои закрома, и вещичку подобрал редкую, изособого фонда для таких вот случаев: не просто кортик российского авиатора, анаградной, с «клюковкой». Не «сборка», а подлинная вещица, дожидавшаяся своегочаса.

Ну, и переправил кортик в магазинный сейф, чтобы потом неездить. И укатила редкость вместе со всем прочим, небрежно сваленным кучей вкакую-то мешковину…

Смолин осклабился еще шире. Господа чиновники, точноизвестно, не утерпели и через окружение высокой персоны радостно проинформировалиозначенную, что именно ее ожидает во глубине сибирских руд. По той жедостоверной информации, высокая персона пришла в восторг… И что теперь?

Разумеется, Смолин ни о чем не просил прямо своего чиновногособеседника, ни словечком, ни интонацией на просьбу не намекнул. Во исполнениеполезного завета Михаила Афанасьевича и извечной лагерной мудрости.

Никогда ничего не просите. В крайнем случае лицемерносокрушайтесь, напирая на то, что свои обязательства вы свято выполнили, аподобного форс-мажора ожидать не мог никто. Этого достаточно. Ручаться можно,что уже совсем скоро пришедшие в тоскливый ужас чиновнички начнут названиватьмилицейским деятелям в тяжелых погонах и трагическим голосом вопрошатьчто-нибудь вроде: «Потап Потапыч, когда твои обормоты перестанут фигнеймаяться? Заниматься им нечем, что ли?!» И последуют, к бабке-гадалке не ходи,некие действия – то бишь утробное начальственное рявканье…

Смолин набрал еще один номер и тем же сокрушенным,исполненным вселенской печали голосом пробубнил:

– Семен Сидорыч? Узнали? Богатым буду. Хотя с такимипогаными сюрпризами вряд ли… Огорчить я вас хочу. Редкость ваша неожиданнооказалась в недрах вашего же ведомства как вещдок… Тут такие пляски…

Он в соответствующих выражениях вторично изложил недавнююпечальную историю – и, выслушав ответный рык, перемежавшийся семиэтажнымиконструкциями, опять-таки ни о чем не просил прямо, даже не заикался –просто-напросто в голос печалился и сокрушался, не зная, как жить дальше…

Эта коллизия выглядела еще более интересно: посколькунеплохой, в общем, мужик Сидор Сидорыч носил милицейские полковничьи погоны(кои, не исключено, мог сменить вскорости и на генеральские). И была у негоодна, но пламенная страсть – клинки императорской Японии (вкупе, естественно, сМаньчжоуго и прочими подмандатными территориями). Тут как раз Смолинуподвернулся японский кортик, сам по себе достаточно стандартный, но снеизвестной эмблемой на планке, каковая не значилась ни в одном каталоге. Дажес относительно близкими по времени клинками Европы и прочих континентов такоеслучается сплошь и рядом, что уж говорить о Стране восходящего солнца, гдеобожали разнообразие эмблем и деталей. Нюансов тут масса: скажем, флотскийякорек с тросиком, имеющийся на эфесе, означает не просто флот, а департаментморских тюрем. Но это исключительно в том случае, если тросик перекинут черезправую лапу якоря. А ежели через левую – то этот ножик носили при параднойформе не просто флотские, не просто плавучие тюремщики, а оркестрантыозначенного департамента. Условный пример, конечно, но именно так дело иобстояло.