Книга Магички - Марта Кетро

Не работалось, и она нашла в компьютере саунд-трек той ночи, но музыка вызвала одно только желание — немедленно повеситься. Правда, не за шею, а на манер соответствующей карты Таро, — и так висеть, качаясь и подвывая. Концентрированная тоска голоса и текстов напоминала больной туман, который и без того не исчезал в её душе, но чаще всего дремал на дне, как большой седой пёс. От голоса он просыпался и начинал скулить.

Полезла в сеть, поискала в Гугле, нет ли чего новенького о ней; негромко хмыкнула, читая БашОрг; открыла Живой Журнал и неторопливо перелистала френдленту. Кликнула на видеоролик, мельком просмотрела десяток постов, но споткнулась о запись, в которой говорилось о гибели чьей-то кошки. Замерла на пару секунд, откинулась на спинку кресла и горько неудержимо заплакала.

Через два дня она ему позвонила: «Встретимся?» — «Встретимся». — «У тебя?» — «Давай в кафе». — «Поговорим?..»

И поговорили.

Они сошлись в ресторанчике, который завсегдатаи любили за домашнюю атмосферу, а Ольга выбрала потому, что там славно готовили парного судака. И ещё: однажды, ожидая Алёшу, она случайно взглянула вверх и наконец-то заметила, что к деревянной панели над её головой приклеена кофейная чашка с остатками гущи на стенках, пепельница, смятая салфетка и сахарок. Её отчего-то тронул хрупкий перевёрнутый мир, и с тех пор Ольга всегда старалась сесть за тот столик. И вот сегодня она снова внимательно разглядывала остатки этого параллельного ужина, потому что впервые не могла и не хотела смотреть на Алёшу.

— Понимаешь, — говорил он, — я тут с девушкой познакомился, и у нас всё серьёзно. Она такая… такая эмоциональная, чувствительная очень. Хрупкая и совсем без меня не может. Прямо с первого взгляда всё. Я подумал… тебе не до меня. — Туг его мобильник запел невыносимо сладким голосом, и Алёша немедленно ответил: — Да, малышка, уже скоро, не волнуйся! Переживает, — объяснил, повесив трубку. — Короче, ты поняла.

— Ага. Хотела сказать, что уезжаю на пару месяцев. Ты, как я посмотрю, тут скучать не будешь. Ну, мне пора. — Она порылась в карманах и положила под блюдце деньги за свой чай, встала, легко поцеловала Алёшу в мягкую прядь на виске и пошла к выходу. Напоследок оглянулась — не на него, на потолочный натюрморт. Жаль, но какое- то время она не сможет сюда приходить.

«И особенно жаль судака».

Дома немедленно бросилась к компьютеру и написала письмо.

Ответ пришел очёнь быстро:

На Ваше счастье, у нас еще осталось одно место. Выезд 28 августа, сообщите адрес и паспортные данные, курьер завтра доставит билет. До встречи, Елизавета.

Почти сразу же ожил домашний телефон. Ольга не хотела снимать трубку — этот номер знали два или три близких человека, остальные звонящие были рекламными агентами, роботами или просто путали цифры. Но ради этих двоих или троих она всегда отвечала.

— Оленька, всё хорошо?

— Да, мама. А у тебя?

— Тоже, я на всякий случай.

— И правильно, сама собиралась.

Мама давно избавилась от привычки впустую проверять, как дела, предпочитала думать, что «нет новостей — хорошие новости». Беспокойство за ребёнка — не повод беспокоить ребёнка, так она говорила. Но сегодня всё-таки решилась.

— Всё хорошо, мама, появилась возможность пару месяцев поучиться на писательских курсах, так я и съезжу, поучусь.

— Ну и славно, береги себя.

Слёзы, которые Ольга от самого кафе бережно несла домой, стараясь не расплескать по дороге, отступили, и, пользуясь этим, она сама решила позвонить:

— Марин, он меня бросил.

— Кто?

— Этот, который читать не умеет. И ты не поверишь…

— Ну?.. Ты ревёшь там?

— Нет пока. Он нашёл, — она делала паузы, сосредоточенно сдерживая истерику, которая поднималась к горлу после каждого слова, — себе девушку. Эмоциональную и чувствительную.

— Ожидаемо.

— Почему? Сам говорил, что я пишу бабское, сопли. А теперь.

— Совсем, что ли, разницы не видишь? Ну пох ему, что ты там писала, за то и понравился. Но не пох, что ты чувствовала. И кто в этот раз попутал автора и текст, а? Раз твои герои такие, тебе самой уже и чувствовать не надо?

— Я чувствовала!

— Ты не выражала! Он мысли читать должен был?

— Я думала, ему это на фиг не надо.

— Это им всем надо, Оль. Эмоции — самый дорогой товар. Ты ему не дала, а она дала.

— Так я щас дам, позвоню и дам, мало не покажется.

— Поздно, он решит, что это манипуляция.

— И чего теперь?

— Или ничего, или подожди.

— Да, кстати, у меня тут командировка типа творческая на пару месяцев.

— Ну и хорошо, и нормально. Это самое лучшее. Вернёшься — поглядишь.

Они попрощались, и Ольга смогла, наконец, выпустить свою отложенную истерику, как освобождают кошку, напуганную долгой поездкой в метро, из переноски: открывают решётку — вот и всё, иди, можно.

Дама А одобрительно кивнула: — Отлично сработано. И ваша ученица неплохо справилась.

Она была довольна настолько, что позволила себе нарушить правила секретности и заговорила о внутреннем деле Ордена на жилом уровне, где теоретически их могли услышать кандидатки и стажёрки. Но наблюдать муки клаустрофоба не очень-то приятно, особенно если хочешь поощрить сестру, а не наказать. Дама В поняла и оценила любезность:

— О да, она применила обычные методы, и они не подвели. Я могу её отозвать?

— Она должна проследить за девушкой до поезда, а потом отправиться в аэропорт, прилететь ближайшим рейсом и приступать к своим обычным обязанностям. А новенькой приготовьте «детскую». Материалы по ней я собрала давным-давно.

— Мы так заинтересованы в этой девушке?

— Пожалуй. Но следует провести ряд тестов, чтобы убедиться в её соответствии нашим целям.

Глава 2

Вильгельм замечает, что инкубы являются чаще всего женщинам и девушкам, обладающим красивыми волосами. Это происходит потому, что такие женщины больше заняты тщетой заботы о своих волосах.

А как она ходит и себя держит? Это — суета сует. Не найдётся ни одного мужчины, который так старался бы угодить Господу, как старается женщина — будь она не совсем уродом — понравиться мужчине. Примером тому может служить Пелагея, ходившая разряженной по Антиохии. Когда её увидел святой отец по имени Ноний, он начал плакать и сказал своим спутникам, что он за всю свою жизнь не выказывал такого усердия служить Богу, какое показывает Пелагея, чтобы понравиться мужчинам.