Книга Кровавые скалы - Джеймс Джексон

— Он все еще пребывает в нерешительности?

— В нерешительности? — Де Робле брезгливо поморщился. — Он боится высунуться из-под одеяла. Я нарушил его приказ и привел сюда своих солдат.

— Ваше ослушание нам во благо.

— И мне в удовольствие. Доблестная оборона Сент-Эльмо разожгла наш пыл, пробудила воображение.

— Боюсь, мое воображение несколько истощилось.

— Грядущее сражение вновь разбудит его. Вы нужны нам, ибо способны вдохновить нас на бой.

Гарди обернулся к Антонио:

— Скачи скорее в Мдину, брат мой, и защити город как должно. Я отомщу за Марию!

— В добрый путь, и да хранит тебя Господь, Кристиан!

В ту ночь небольшой отряд подкрепления продолжил переход по западному побережью острова. После молниеносных атак кавалерии маршала Копье из Мдины враг стал бдительнее и уже не столь часто высылал дозорных. Время от времени доносились едва различимые звуки проезжавших поблизости сипахов, появлялось слабое мерцание факелов. Рыцари и пехотинцы тайком пробирались дальше.

Они приближались к позициям турок. Следующие два дня и две ночи им придется скрываться, вновь красться дальше, затем направиться в глубь острова, чтобы миновать главный лагерь османов, раскинувшийся по всей Марсе. Опасное путешествие. Однако любое действие вблизи турок, рядом с предателем, притаившимся за спиной Ла Валетта, было рискованным. Гарди не доверит свою тайну никому. Он будет выжидать и наблюдать, не позволит, чтобы весть о вражеских замыслах достигла великого магистра. Ибо уведомить Ла Валетта преждевременно означало встревожить изменника, навлечь на себя коварство предателя. Теперь же Кристиан устроится на отдых, пока вечер не сменится сумерками и семь сотен воинов не двинутся дальше.

— Кристиан, мы захватили в плен турка. Требуется твое присутствие.

Гарди прервал свои раздумья и оставил на время подготовку к переходу. Пленник мог сообщить важные сведения. Как солдат и знаток языков, ножом или словом англичанин мог с легкостью освежить чужую память и перевести на понятный язык любое невнятное бормотание.

Он вошел в пещеру, вглядываясь в серые тени, порожденные лучами тающего солнца. Стражи не оказалось.

— Шевалье де Робле был столь любезен, что решил сохранить мне жизнь.

— Мария!..

Она вышла из-за груды камней, представ нечетким силуэтом, все еще облаченным в одежды османского солдата, что помогли ей бежать. Даже в полумраке, в платье турецкого новобранца Мария излучала красоту и изящество. Они бросились навстречу друг другу и, столкнувшись, сжали друг друга в объятиях, лишившись на мгновение дара речи. Чудеса в словах не нуждались.

Кристиан поцеловал девушку, ощутил ее податливость и ответную страсть.

— Моя несравненная Мария! Не верится, что это ты!

— Мой Кристиан!

— Как ты здесь оказалась? И в этот час?

— По воле случая или же воле Божьей — объяснить нелегко. Я попросту вырвалась из лап дикаря Пиали и направилась на запад, туда, где безопаснее.

Мария спешно поведала Кристиану свою историю, случайно смешивая и путая происшествия и краткие эпизоды. Как она раздела донага и связала пьяного стражника, как обнаруживший ее раб-армянин помог бежать, как, переодевшись, пробиралась она через шатер турецких шлюх. С каждым шагом Мария приближалась к окраине лагеря в Марсе. Сипахи поступили опрометчиво, спешившись и торопливо бросив лошадей без присмотра, дабы поскорее прибыть на празднества в Сент-Эльмо.

Гарди в изумлении потряс головой:

— В сравнении с твоим рассказом моя история — сущий пустяк.

— Похоже, приключения выпали на долю каждого из нас.

— Впредь они будут неразрывны. — Кристиан прижался губами к ее губам, щекам, шее, гладил ее волосы, ласкал кожу. — За последние несколько недель я повидал немало турецких новобранцев. Ручаюсь, ни один не был столь же мил и полон сочувствия, как ты.

Мария рассмеялась сквозь струившиеся слезы и, едва касаясь, провела пальцами по шрамам на лице англичанина.

— Бедный мой Кристиан. На тебе столько ран.

— Их было бы еще больше, если бы ко мне на выручку, подплыв к пиратской галере, не подоспел твой брат Антонио.

— Антонио?

— Теперь его воины стали глазами и ушами Мдины. Он следит за турками, расстраивает все их планы. Он верит, что ты погибла, и скорбит.

— Я жива, как и ты. И вернусь в Биргу вместе с тобой.

— Там немало опасностей.

— Мне все равно, Кристиан. Мы встретим их вместе.

Они сжимали объятия, слившись в молчании и любви, вновь обретя друг друга на краткий миг счастья, вновь оказавшись наедине, как тогда среди крошившихся стен Сент-Эльмо. Минула неделя, но казалось, будто прошла целая жизнь. Турки все еще удерживали Мальту и собирались осадить тот самый форт, куда держали путь влюбленные.

В Биргу убивали собак. Так меньше останется голодных ртов и будет мясо на случай, если припасы истощатся и возникнет угроза голода. Всюду рыцари и солдаты патрулировали улицы и обыскивали дома. Они забирали провизию, выплачивая, по настоянию Ла Валетта, достойное вознаграждение; уносили зерно и провиант на главный склад. Все во имя большего блага, во имя выживания. Великий магистр ходил среди народа, наставляя павших духом и воодушевляя слабых. Люди смотрели на него с надеждой. Он же призывал их надеяться на Господа.

Люка притаился в подвале купеческого дома. Здесь он обосновался, укрываясь сам и пряча двух гончих. Если война уничтожила его друга англичанина, унесла в небытие леди Марию, заточила в темницу доброго мавра, значит, нет на свете никакого благого Бога. Как нет ни правосудия взрослых, ни благополучного конца. Ему неплохо жилось и на берегу, одному со своими собаками. Так должно было быть, а теперь так и будет.

Дверь со скрипом отворилась под тяжестью мужского плеча, блеснул свет лампы. В бликах огня показалось обеспокоенное лицо. Де Понтье.

— Я пришел забрать собак, мальчик.

— Вы уйдете без них.

— Ты воспротивишься воле и распоряжению военного совета?

— Мне они не указ.

— Выходит, ты глупец.

— А вы лжец.

— Собаки лают и тревожат сон воинов. Собаки голодают и станут поедать провизию, предназначенную для людей.

— Мужчины едят больше женщин. Их вы тоже убьете? Выстрелы громче собачьего лая. Вы разберете пушки?

— Законы ордена превыше всего, даже воли местного болвана. Отдай собак.

— Никогда! — Люка выхватил нож и держал перед собой, угрожая рыцарю.

— Дерзко. — Де Понтье мог позволить себе небольшую любезность. — Я весь дрожу от страха.

— Мой друг порубил бы вас на кусочки.