Книга Сто девяносто девять ступеней. Квинтет "Кураж" - Мишель Фейбер

Он решил начать с Джулиана, как с самого младшего из оставшихся:

— Я натеюссь, фам фсе поняйтно?

— Разумеется, — высокомерно процедил Джулиан. — Я уверен, что никто из тех, кто хоть раз видел вашу великолепную работу, не будет в состоянии забыть ее. Я сожалею лишь о том, что мне предстоит в это время быть на сцене, а не в зрительном зале.

Ваафельс поспешил заверить его, что он об этом уже позаботился.

— Я путу снимайть бредстафление на фитео, — сказал он.

— Превосходно! Превосходно! — возопил Джулиан, стараясь не смотреть в сторону Роджера Куража, бросавшего на него предупреждающие взгляды. — Видео внутри видео! Настоящий постмодернистский подход!

Ваафельс смущенно заулыбался, когда Джулиан с ехидной улыбкой на лице принялся хлопать его по спине.

Позже, когда Вим Ваафельс отправился восвояси, а Джулиан покинул гостиную, все участники квинтета обратили свои взгляды к Бену, который, сидя на диване, разглядывал первые две страницы партитуры «Partitum Mutante».

— Ну а ты что об этом думаешь, Бен? — вздохнул Роджер.

— Я слишком стар и ничего не понимаю в видео, — вежливо начал Бен. — Но тем не менее одна вещь меня очень беспокоит.

Все еще не в себе после просмотра замедленных родов, Кэтрин, затаив дыхание, ждала того, кто наконец найдет правильные слова, чтобы объяснить терзавшее ее смятение.

— Если перед сотворением мира на сцене будет стоять кромешная мгла, — завершил Бен свою мысль, — то как мы увидим ноты?

Следующий день был предпоследним, который участникам квинтета предстояло провести в стенах «Шато де Лют», и они провели его в препирательствах.

Начало дня не предвещало ничего особенного. Во время непродолжительного периода утренней свежести, предшествовавшей дневной жаре, Кэтрин, как обычно, приготовила Бену овсянку, предвкушая удовольствие, которое ей всегда доставляла молчаливая процедура кормления. Бен ел, Кэтрин смотрела на него, а солнце заливало их обоих ярким светом. Кэтрин морщилась от света, но не отводила взгляда от Бена, а тот, опустив глаза в миску, над которой клубился пар, смущенно улыбался.

Джулиан забился в свою комнату, несомненно не желая возобновления неприятного разговора с Роджером по поводу всей этой истории с Ваафельсом. Роджер высказал неодобрение сарказму, высказанному Джулианом в отношении видеохудожника, поскольку, если тот примет это близко к сердцу, то будет считать, что Джулиан выразил общее мнение всех участников квинтета. Джулиан ответил на это, что он очень надеется, что именно так оно и есть, потому что если Роджер испытывает наплыв энтузиазма при мысли о том, что ему придется выйти на сцену, чтобы петь на фоне женского полового органа высотой с трехэтажный дом, то ему лучше прямо сейчас взять и заявить об этом во всеуслышание.

В результате этой стычки произошла забавная перемена в звуковой атмосфере шато. Джулиан приватизировал телевизор и уволок его в свою комнату, заявив, что если уж ему предстоит провести еще одну бессонную ночь, то ему понадобится хоть какое-то развлечение, чтобы окончательно не спятить. Поэтому, засыпая, Кэтрин слышала теперь из-за стены приглушенные звуки какой-то ссоры, а затем любовного воркования на фламандском языке. Абсолютной ночной тишине пришел конец, но Кэтрин была не вполне уверена, что она этому рада.

Утром, хотя в кухне телевизора совсем не было слышно, Кэтрин почему-то была совершенно уверена, что он по-прежнему работает в комнате у Джулиана — скорее всего потому, что тишина, наполнявшая атмосферу, теперь уже не казалась такой беспримесной, как раньше. Все наполнял какой-то неслышный гул, звуковой эквивалент дыма от подгоревшего тоста, и этот гул затруднял Кэтрин доступ к безмерному молчанию леса. Ей требовалось срочно отправиться в лес, чтобы избавиться от этого навязчивого звука.

К несчастью, Дагмар этим утром почему-то отказалась от велосипедной прогулки. Она появилась в кухне, выглядя раздраженной и не выспавшейся, и, судя по всему, с единственной целью — проверить, не прикасался ли Джулиан к хранившимся в холодильнике яйцам.

— У меня потрескались оба соска, — пробурчала она, отчего сидящий у нее за спиной над миской с овсянкой Бен густо покраснел. — Сначала один еще был ничего, а теперь и он потрескался. Сегодня должен пойти дождь — должен, должен, должен! И я не понимаю, почему вы позволили уйти Виму Ваафельсу живым из этого дома.

Не дождавшись никакого ответа от присутствующих, Дагмар хлопнула дверцей холодильника и, громко топая, покинула кухню.

Поскольку Кэтрин и Бен сидели в молчании, они сразу же услышали, как Дагмар подстерегла в соседней комнате Роджера и вступила с ним в перепалку. Сердитый голос немки — звучное и громкое контральто — слышался через стену отчетливо и ясно. Приглушенный баритон Роджера, который обиженно оборонялся, обладал гораздо меньшей разборчивостью.

— Из всего, что я слышал, — говорил Роджер, — у меня сложилось впечатление, что у нас нет права выбора…

— Я певица, — напомнила ему Дагмар. — Я не кукла, которой всякие психи могут крутить, как им взбредет в голову!

Голос Роджера продолжал рассудительно бубнить:

— …мультимедийное событие… мы только один из его компонентов… эта проблема всегда возникает в таких случаях… компромиссы неизбежны… я же не католик, но пою слова канонических латинских текстов…

— Я уже все это слышала в дрезденской «Стаатсопер»!

Препирательство продолжалось довольно долго: к концу Бен и Кэтрин уже перестали прислушиваться к словам. Вместо этого они начали их воспринимать как какие-то обрывки звуков, напоминающие авангардное звучание Sprechstimme[34].

Тут сверху спустился почуявший кровь Джулиан; отказавшись от обычного кофе с тостом, он поспешил на звуки битвы.

Это было для Роджера уже чересчур: почуяв численное превосходство противника, он немедленно созвал общее собрание коллектива. Пятеро вокалистов уселись в гостиной, где они провели столько часов в трудах над «Partitum Mutante», и начали пререкаться.

— Для того, чтобы больше не сталкивались с подобными фиаско, — заявил Джулиан, — мы должны дать всем ясно понять, сколько мы стоим.

— Объясни, ради Бога, что ты имеешь в виду, Джулиан? — вздохнул Роджер.

— Мы должны включить в программу гораздо больше популярных произведений и поднять цены на билеты. Делать больше записей, чтобы нас каждая собака знала в лицо. А затем, когда нам будут предлагать работу, мы должны выбирать, что нам подходит, а что — нет. Мы должны сохранять за собой право вето. Чтобы никакие макаронники, торгующие пулеметами, чтобы никакие гинекологи-любители не имели нам права указывать.

— Но, — поморщился Роджер, — мы ведь не случайно назвались «Квинтет Кураж». Разве мы не хотели выразить этим нашу открытость всему новому?