Книга Связанные страстью - Элейн Барбьери

— Саманта! Я слышал, как кто-то едет, но и представить себе не мог, что это ты. Что ты здесь делаешь?

Это был Мэтт… или она ошиблась?

Саманта посмотрела на всадника и спросила:

— Ты который из двух?

В следующее мгновение она заметила, как посуровело его лицо.

— Никогда не думал, что придется отвечать на этот вопрос тебе.

— Нет уж, ты мне скажи… Ты кто — Мэтт или Такер? Хотя, признаться, с некоторых пор большой разницы в этом не вижу.

— Ты что — пытаешься меня разозлить?

— Я пытаюсь говорить правду. Вы оба предатели и обманщики. Оба старались затащить меня в постель, но только у одного это получилось. Так кто ты такой?

— Если мне не изменяет память, ты хотела меня ничуть не меньше, чем я тебя.

Саманта решила прекратить перебранку. Она уже поняла, кто перед ней. На самом деле она знала это, как только увидела всадника.

Удивляясь собственному спокойствию, она произнесла:

— Я разговаривала с Дженни.

Мэтт помрачнел.

— Я не могла больше ждать. А она ответила на все мои вопросы.

— Правда? Что-то я сильно в этом сомневаюсь. — Полные губы Мэтта вытянулись в нитку. — Дженни не знает тебя, а она не из тех, кто говорит о наболевшем первому встречному, справедливо опасаясь, что над ее чувствами могут посмеяться.

— Я не собиралась смеяться над ее чувствами. Просто хотела узнать, какое место занимаю в вашей теплой компании.

— Не могла, значит, подождать, пока я скажу тебе об этом?

— Не могла.

Мэтт удивил ее, сказав с неожиданной нежностью:

— Извини, Саманта. Я бы вернулся к тебе в самое ближайшее время, но возникло важное дело, которое требовалось уладить. Я сам хотел тебе рассказать, чтобы не причинять больше страданий Дженни.

Его забота о Дженни только подбросила угольку в топку ее эмоций, и Саманта почувствовала, что начинает терять контроль над собой.

— Значит, говоришь, не хотел причинять ей страданий?

Подметив, что в ее голосе появились визгливые нотки, Саманта глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, после чего попыталась продолжить свою мысль уже более спокойным тоном:

— Я полагала, что ты вернешься вчера вечером. Ждала. Надеялась. Но даже надежда стала покидать меня, поскольку близилась ночь, а тебя все не было. А между тем окружавшие меня люди смеялись, шутили, короче, хорошо проводили время. Я тоже шутила и смеялась, но это касалось лишь моей бренной телесной оболочки. Внутренне же я страдала. Но даже пребывая в таком состоянии, я никак не ожидала, что, помимо всего прочего, ты можешь поведать мне о нерушимости твоей с Дженни помолвки.

— Это она тебе сказала?

У Саманты перехватило дыхание, она потеряла дар речи.

Соскочив с седла легким привычным движением, Мэтт стащил Саманту с лошади и заключил в объятия. Она попыталась высвободиться, но он так крепко прижал ее к себе, что у нее не хватило сил.

— Мне очень жаль, что все так получилось, — прошептал Мэтт. — Это единственное, в чем я совершенно уверен в данную минуту. — Он пристально посмотрел на нее и добавил: — Я люблю тебя. И думаю, это навсегда.

Саманта замерла в его объятиях.

— Дженни рассказала тебе далеко не все. Полагаю, ей просто не хватило для этого душевных сил, поскольку она и мне рассказала об этом в основном намеками.

— Дженни сказала, что простила тебя и ваша помолвка по-прежнему действительна.

— Дженни простила меня, потому что винит себя в аналогичном грехе. Такер…

Саманта едва слышно прошептала:

— Он тоже стал приставать к ней, позабыв представиться?

Светлые глаза Мэтта наполнились болью.

— Такер сообщил Дженни, кто он такой лишь после того, как они переспали.

Саманта не сдержала слез, представив себе, какое унижение пришлось претерпеть Дженни.

— Разумеется, я разозлился на Такера, хотя он уверял меня, что все вышло совершенно случайно и он очень об этом сожалеет.

— Поздно сожалеть, — пробормотала Саманта.

— Я пытался втолковать Дженни, что это не ее вина, но она ничего не желала слушать. Сказала, что ты каким-то образом разглядела душу Такера сквозь мою телесную оболочку, инстинктивно поняла, что перед тобой другой человек, и прогнала его. А вот она позволила ему обмануть себя, поскольку он говорил только приятные ей вещи.

Следующий вопрос Саманты больше походил на констатацию факта:

— И его она тоже простила?

Мэтт с минуту помолчал, затем продолжил:

— Потом она сказала мне, что не хочет огорчать отца и сохранит все в тайне. Что же касается помолвки, то она еще некоторое время будет считаться действительной, но естественный ход событий постепенно поставит на ней крест. Я так был зол на Такера, что не стал с ней спорить, выскочил из домика и отправился искать братца. Самое забавное заключатся в том, что когда мы наконец с ним встретились…

Саманта стала нежно поглаживать Мэтта по исказившемуся от душевной боли лицу, стремясь разгладить образовавшиеся на нем резкие складки, и он скомкал окончание своего рассказа. Добавил только в качестве объяснения:

— Как-никак он мой брат, Саманта, и я совершенно точно знаю, что если бы мать забрала с собой меня, а не его, я стал бы им.

У Саманты от этого печального вывода засосало под ложечкой, и она, стремясь его успокоить, прикоснулась губами к его губам и произнесла множество ласковых утешений, хотя и понимала, что все ее усилия бесполезны. Он бормотал нечто бессвязное, когда она целовала его, зная, что Мэтт ненавидит себя за преимущества по части воспитания и общественного положения, доставшиеся ему волей судьбы, которых Такер был лишен. Но Саманта продолжала его ласкать, поцелуями заглушая слова самоосуждения, не желая слышать, как он корит себя за то, в чем, по ее глубочайшему убеждению, совершенно не виноват. Мэтт считал, что стал бы вором и грабителем, окажись он на месте Такера. Интуиция подсказывала ей, что это неправда, но она не могла ему это доказать. А также не могла лишить его права выказывать сочувствие по отношению к брату.

Как бы то ни было, Саманта продолжала целовать его, покрывая поцелуями сначала лицо, потом шею и наконец грудь, для чего ей пришлось расстегнуть ему рубашку. Она осознала, что состояние его души изменилось, лишь когда ее руки начали расстегивать ремень у него на брюках.

Она сама не заметила, как сбросила с себя одежду и оказалась на земле, но тепла солнечных лучей на своем теле не ощущала, ибо чувствовала на себе только губы Мэтта, чей мрачный настрой постепенно улетучился, сменившись пробудившимся вожделением. Затем она почувствовала, как напряглось его тело, и ахнула, когда он вошел в нее.