Книга Меценат - Михаил Бондаренко

Я не скажу, чтоб случайному счастию был я обязан Тем, что мне выпала честь себя называть твоим другом. Нет! Не случайность меня указала тебе, а Вергилий, Муж превосходный, и Варий тебе обо мне рассказали. В первый раз, как вошел я к тебе, я сказал два-три слова: Робость безмолвная мне говорить пред тобою мешала. Я не пустился в рассказ о себе, что высокого рода, Что объезжаю свои поля на коне сатурейском; Просто сказал я, кто я. Ты ответил мне тоже два слова, Я и ушел. Ты меня через девять уж месяцев вспомнил; Снова призвал и дружбой своей удостоил. Горжуся Дружбою мужа, который достойных людей отличает И не на знатность глядит, а на жизнь и на чистое сердце[534].

Как мы видим, Меценат не сразу принял решение, а раздумывал целых девять месяцев. Почему же так долго? Вполне вероятно, его смутило «республиканское» прошлое Горация, и он тщательно наводил справки о молодом поэте. Только девять месяцев спустя могущественный соратник Октавиана принял решение, и Гораций получил приглашение присоединиться к числу его «друзей», а по сути, его клиентов[535].

Будучи клиентом Мецената, Гораций теперь был обязан каждое утро являться в дом своего патрона и приветствовать его. Кроме того, поэт должен был всегда и везде сопровождать Мецената, даже в дальних поездках, если в этом была необходимость. В свою очередь, Меценат как патрон Горация опекал и защищал своего клиента, помогал деньгами и время от времени приглашал к своему столу.

В сентябре 38 года именно в качестве клиента Гораций сопровождал Мецената в Брундизий, откуда тот должен был отплыть в Афины для переговоров с Марком Антонием[536]. Мецената в этой поездке также сопровождали поэты Вергилий, Варий, Плотий Тукка и ритор Гелиодор. Все они составляли «свиту» Мецената. Кроме того, вместе с Меценатом ехали представители Марка Антония — юрист Кокцей Нерва (прадед императора Нервы) и Фонтей Капитон (легат Антония в Азии).

Гораций был очарован поездкой и позднее сочинил по этому поводу своеобразную сатиру-отчет[537], в которой подробно описал путешествие, многочисленные остановки по пути и забавные происшествия. Всё путешествие заняло почти две недели. Вместе с греческим ритором Гелиодором Гораций выехал из Рима и остановился в Ариции в бедной гостинице. Затем путешественники прибыли в Аппиев Форум, где поэта постигло расстройство желудка, вызванное несвежей водой, а ночью донимали комары и лягушки. Затем путешественники проплыли на лодке по каналу и добрались до Анксура, где соединились с Меценатом и сопровождавшими его Кокцеем Нервой и Фонтеем Капитоном. Все вместе они отправились в Фунды, оттуда в Формии, где отдохнули в доме Лициния Мурены. Отсюда спутники двинулись в Синуэссу, где к ним присоединились Вергилий, Плотий и Варий. После Синуэссы Меценат со спутниками останавливался в поместье близ Кампанийского моста; в Капуе, где играл в мяч; в поместье Кокцея близ Кавдия, где его развлекали шуты; в Беневенте, где из-за рвения хозяина загорелась кухня; в поместье близ Тривика, где много хлопот принес едкий дым от сырых дров; в Аскуле, где «за воду с нас деньги берут, но хлеб превосходен»; в Канузии, где его свиту покинул Варий; в Рубах, где путников настиг сильный ливень; в Барии; в Гнатии, где Меценат наблюдал чудесное знамение в храме и откуда, наконец, прибыл в Брундизий.

Первый свой большой труд — первую книгу «Сатир», изданную около 35 года, — Гораций посвятил своему патрону. При этом Гораций очень гордился тем, что Меценат, будучи человеком весьма знатного происхождения, не гнушался общаться с сыном вольноотпущенника, поскольку ценил людей не за родовитость, а за талант:

Нет! Ты орлиный свой нос задирать перед теми не любишь, Кто неизвестен, как я, сын раба, получившего волю! Ты говоришь, что тебе все равно, от кого кто родился, Лишь бы родился свободным…[538]

Надо сказать, что отношения «клиент — патрон» между Горацием и Меценатом довольно быстро переросли в крепкую дружбу. Это даже вызывало зависть у отдельных людей. Если раньше знатные нобили предпочитали просто не замечать бедного поэта, сына вольноотпущенника, то теперь, когда Гораций стал близок к могущественному Меценату, они сами стали искать его дружбы, стараясь выведать, что происходит в окружении Октавиана. Сам Гораций не раз жаловался на это в своих сочинениях:

Тут кто-нибудь подойдет: «Постарайся, чтоб к этой бумаге Твой Меценат печать приложил». Говорю: «Постараюсь!» Слышу в ответ: «Тебе не откажет! Захочешь — так сможешь!» Да! Скоро будет осьмой уже год, как я к Меценату Стал приближен, как я стал в его доме своим человеком. Близость же эта вся в том, что однажды с собою в коляске Брал он в дорогу меня, а доверенность — в самых безделках! Спросит: «Который час дня?», иль: «Какой гладиатор искусней?» Или заметит, что холодно утро и надо беречься; Или другое, что можно доверить и всякому уху! Но невзирая на это, завистников больше и больше С часу на час у меня. Покажусь с Меценатом в театре Или на Марсовом поле, — все в голос: «Любимец Фортуны!» Чуть разнесутся в народе какие тревожные слухи, Всякий, кого я ни встречу, ко мне приступает с вопросом…[539]

Более того, часто к Горацию на улице приставали незнакомые люди, которые пытались втереться к нему в доверие и таким образом попасть в окружение Мецената. Так, например, однажды к нему подошел совершенно незнакомый человек и стал допытываться у поэта:

«…А как поживает И хорош ли к тебе Меценат? Он ведь друг не со всяким! Он здравомыслящ, умен и с Фортуною ладить умеет. Вот кабы ты представил ему одного человека — Славный бы в доме его у тебя появился помощник! Разом оттер бы ты всех остальных!» — «Кому это нужно? Вовсе не так мы живем, как, наверное, ты полагаешь: Дом Мецената таков, что никто там другим не помехой. Будь кто богаче меня иль ученее — каждому место!» — «Чудно и трудно поверить!» — «Однако же так!» — «Тем сильнее Ты охоту во мне возбудил к Меценату быть ближе!»[540]

Некоторые же, напротив, завидуя близости Горация к Меценату, всячески пытались уколоть поэта, напоминая ему о его низком происхождении: