Книга Тайны "Монастырского приюта" - Александр Трапезников

– Угу! – мрачновато отозвался Сивере, поглядывая по сторонам. Все постояльцы (разумеется, из оставшихся в живых) были на месте; их даже стало больше: продавец напитков со смотровой площадки и его приятель Вазген. Очевидно, они периодически ишачили на Тошика Полонского. Старики-картежники сидели за общим трапезным столом, вместе с комиссаром Куруладзе и Максом; чета Локусовых – отдельно; Багрянородский – с Оленькой Дембович; а князь Романов в гордом одиночестве. Сыновья Тошика кашеварили на кухне, Тереза в черном платье и косынке прислуживала.

– Что, фуникулер так и не работает? – спросил у нее Сивере, когда она принесла ему на подносе салат, чашку бульона и маленькую рюмку коньяка. – Спасибо за заботу, – добавил он, согревая коньяк в ладони. Ему показалось, что погода переменилась, стало более зябко.

– Все сломалось, – ответила Тереза, сделав ударение на первом слове.

– Вы вновь меня выручили вчера ночью? – с намеком произнес Александр Юрьевич. Женщина кивнула и отошла.

– Слышали, какое смертоубийство произошло в сауне? – почти одновременно прошептали тетушки. – Страсть, ужас! Говорят, два человека угорели…

– Дотла, – согласился Сивере. – Впрочем, пять дней – пять трупов, все арифметически точно. В аккурат еще на неделю хватит. А какие новости из города?

– Ночью горы бомбили, где-то неподалеку, – сказали Алиса-Лариса. – Пока затишье. Передавали, какие-то войска пришли. Не то турецкие, не то польские.

– Однако до Полыпи-то далековато, – усомнился Александр Юрьевич. – Хотя в наше-то время… А впрочем, плевать! – и он залпом опрокинул в рот рюмку коньяка.

2

Странное дело: припекало осеннее солнце, но Сивере все равно чувствовал себя зябко. Он сидел на каменной рыбе, глядел на прогуливающихся во дворе Локусовых и думал о Прозоровских сигарах, наверняка начиненных каким-то дурным снадобьем. Вчера они оказали на него явно наркотическое действие, но сегодня он вновь мечтал выкурить одну из них.

«Нет, – решил он, взяв себя в руки. – Больше не буду». В этом монастыре к нему начинали прилипать самые разнообразные пороки, будто бы не случайно, а по чьей-то злонамеренной воле. Пьянство вот… Какое-то любвеобилие… Чего никогда не было в Москве. Климат? Сам готический дух?

Александр Юрьевич обратил внимание на то, что в воротах стоят два человека, оба с ружьями – продавец напитков и Вазген. Они о чем-то переговаривались, потом разделились.

– Мушни, через час я тебя сменю! – крикнул Вазген и ушел за ворота. По горной тропинке он стал подниматься к северному плато. Словно должен был занять там наблюдательный пост. Да и этот Мушни выглядел как часовой на посту.

«Чего торчит-то?» – подумал Александр Юрьевич. Или что-то происходит серьезное, во что не посвящены постояльцы? Непонятно… Но в любом случае, ситуация складывается следующим образом, расклад сил такой.

Допустим, что реальной властью в «Монастырском приюте» обладают два человека – Тошик Полонский и комиссар Куруладзе. Если они союзники (в чем?), то на их стороне хорошо вооруженные сыновья хозяина – Вахтанг и Ашот, бульдожка Макс, два местных горца – Мушни и Вазген. Жену Тошика он почему-то исключил из этого списка.

Что имеем на другой стороне? Тринадцать постояльцев, из них пять стариков и пять женщин. Пусть даже Оленька Дембович и чемпионка по карате. Всего трое мужчин среднего возраста: он, Прозоров и Багрянородский. И еще неизвестно, выступят ли они все союзниками? Да еще придурковатый Гела, как камешек на чашах весов. Силы явно не равны. И если Тошик или Куруладзе захотят произвести какое-либо насилие над ними, сопротивления они не получат. Силы не те.

А что собственно происходит? Откуда эти тревожные мысли? Не потому ли, что тут стали разгуливать люди с ружьями? И какое насилие может иметь место быть? Александр Юрьевич думал, думал, но так ни до чего и не додумался. Захотелось спать.

А тут как раз ходившие возле него кругами Локусовы наконец-то обратили на историка внимание.

– О, доброе утро! – сказал Алистер. – А мы вчера вас ждали.

– Да, с нетерпением, – подтвердила его жена Тамара.

– А я заходил, – ответствовал, соврамши, Сивере. – Только дверью ошибся.

Признаться, ему не хотелось вступать в долгие разговоры с учеными магами. Чего они все от него хотят?

– Он не дверью ошибся, а целым этажом! – засмеялся где-то рядом Багрянородский. Шел он под руку с Анной Горенштейн, и это неприятно поразило Сиверса. «За завтраком сидела с Прозоровым, теперь вот – с этим…»

– Верно, вы вчера были… несколько не в себе, – поддержала его Анна. Вновь на ее лице мелькнула сочувственная улыбка. Александр Юрьевич не стал уклоняться.

– Да-с, был пьян-с, – по-гусарски отозвался он.

– Эка беда! – ухмыльнулся Багрянородский. – Чем тут еще и заниматься-то? Или жить, или помирать, одно из двух. А пьяных, как известно, смерть в последнюю очередь забирает. А я вот тоже хотел бы поприсутствовать на ваших спиритических сеансах, – это он уже к Локусовым обращался.

Тот зачем-то повертел ладонями вокруг его головы.

– Можете, – сказал Алистер. – Вы – генофондны. В вас живут духи предков.

– Особенно Семен Горельский так и прет, – вполголоса пробормотал Сивере. – А полнолуние не помеха?

– Нет, напротив, – ответила Тамара. – К тому же нынче ночью Луна находится в фазе Змееносца. Это тринадцатое, не видимое с Земли созвездие. Луна входит в его стадию крайне редко.

– Никогда о таком не слышал, – произнес Сивере.

– Знают о нем лишь посвященные волхвы и кудесники, – подхватил Алистер. – Названо так в честь персидского принца Заххака, у которого из лопаток росли две змеи. Они питались мозгом младенцев. Заххак обладал необычайной властью над людьми и был бессмертен. Некоторые утверждают, что он жил в этих краях, а другие ассоциируют его с князем Прошяном. Это имя, надеюсь, вам знакомо?

– Еще бы, я сижу на нем, – невозмутимо ответил Сивере, постучав по родовому гербу на каменной рыбе-вишапе. – И я непременно приду тоже к вам на сеанс.

Он взглянул на Анну, прочитав в ее глазах нечто большее, чем просто согласие. Все-таки она была необычайно похожа на богиню Анаит. Вдова возбуждала и притягивала его. Но это была не та животная страсть, возникшая к Оленьке, а совсем иное: борение с собственной душой в желании растворить себя в этой женщине. Он вдруг произнес:

– Хотите, я прочитаю вам стихи армянского классика Аршака Тер-Маркарьяна. Слушайте. Они соответствуют моменту и месту, где мы находимся:

Опять меня приговорила

Эчмиадзина тишина…

На незапятнанных вершинах —

Лучи выводят письмена.

Гремит ручей веселой цепью,

Шумит на склонах виноград,

И беломраморною церковью

Растет над миром Арарат.