Книга Тайны "Монастырского приюта" - Александр Трапезников

– Я не писал, – только и пробормотал он, тяжко вздохнув.

– Да я верю, – отмахнулся Прозоров. – Куда тебе! Ты всегда был занудой, тихушником, не умел повеселиться как следует. Зато кому-то другому это очень хорошо удалось. Меня выследили.

И Прозоров стал пить коньяк прямо из горлышка бутылки. Затем понуро опустил голову.

– Ну, хорошо, – произнес Сивере, не предполагая, как вести себя с ним в подобном случае. – Тебя, допустим, выследили. А тогда я-то тут при чем? Зачем мне-то писать такое же послание? Я ни в каких органах не состоял, переворотов не делал. Даже на луну не лаял.

– А за компанию, – усмехнулся Герман. – Давай лучше еще выпьем… Вообще, нажремся.

Перед тем как закрыть дверь в ломберную комнату, Сивере тщательно стер тряпкой надпись с грифельной доски.

– Проступит в другом месте, – наблюдая за его действиями, заметил Прозоров. – Как на пиру у Валтасара. Я все больше ощущаю, что мы попали с тобой в какой-то древний мир, в историю.

– А она, собственно, никуда и не исчезала, – поправил его Сивере. – Дурак тот, кто живет только настоящим, и дурак вдвойне, если живет одним будущим. История всегда подает нам знаки, посылает символы, а мы не хотим замечать, не умеем разглядеть и разгадать. А надо лишь всмотреться и вдуматься, и тогда все станет ясно.

Прозоров махнул рукой.

– Ты – настоящий историк, я не такой. Вот ты и думай, а я буду действовать по-своему. Еще не все потеряно, и я не сдаюсь.

Они уселись в кресла и молча налегли на коньяк. Оба дымили сигарами. Разговаривать больше не хотелось. Если Прозоров не врал, то сигары действительно обладали каким-то странным качеством: все тяжкие мысли улетучивались вместе с дымом. Теперь уже Александра Юрьевича мало заботили и эти надписи, и трупы в сауне, и другие покойники. Люди по всей земле умирают каждую секунду, вселенских тайн меньше не становится, жены изменяют, а чай остыл, что ж из этого, мировую трагедию делать?

– Эх, жаль – коньяк кончается, – произнес Прозоров. – Кто сходит?

– А зачем ходить? – на пороге бильярдной в полумраке возник силуэт Багрянородского с двумя бутылками. – Я уже принес что надо, подставляйте бокалы.

5

С приходом Багрянородского началось какое-то феерически-бестолковое пьянство. Вернее, пьянел один Александр Юрьевич, по крайней мере, так ему казалось. Но когда он продирал глаза, то видел напротив себя еще более пьяную рожу Прозорова, которая притворялась трезвой (так тоже казалось). А Багрянородский то приходил, то уходил, а может быть, все время сидел рядом или притворялся сидящим, а сам растворялся за спиной Сиверса. Один раз Александр Юрьевич нащупал напротив себя его нос, размахнулся и захотел вдарить по нему, но шнобель вновь исчез, а кто-то перехватил его руку.

– Отстань! – услышал он голос Прозорова. – Ты уже в пятый раз хочешь мне врезать.

– И врежу! – пообещал Сивере.

Улучив момент, когда Прозоров отвернулся, Александр Юрьевич все-таки попал ему кулаком в ухо, но тотчас же очутился на полу от сильного ответного удара. Поднявшись, он боднул Германа головой в живот, но попал в стенку или в Багрянородского. Тот пил из двух бутылок сразу. Обе разбились. Сивере помнил еще, что он бросился куда-то бежать.

Ему казалось, что он бежит чрезвычайно быстро, быстрее Ахиллеса, но на самом деле просто ковылял, цепляясь за стены, стулья, перила и ступени лестницы. Один раз на короткое время заснул, продолжая бежать. Потом стал стучать во все встречавшиеся ему на пути двери, требуя немедленно соединить его по прямому проводу с Москвой.

– У меня утюг включенным остался, утюг! – орал он. – Как вы не понимаете, идиоты!

Никто не открывал, никому не было никакого дела до возможного пожара в квартире Александра Юрьевича. Так могла сгореть дотла вся столица России. Сивере запутался в переходах. Только что с ним шел Прозоров (или Багрянородский?), а теперь уже семенил горбун-карлик, подставив под локоть темечко.

– Милый друг, это ты ли, ты ли? – читал ему стихи Сивере. – Ну, куда ты зовешь меня?

Мне давно эти люди постыли

и давно им наскучил я…

Мне бы лучше уснуть ненадолго

запереться бы в сонную клеть,

чтоб меня, как убитого волка,

кто-нибудь пришел пожалеть…

Карлик не отвечал, только хихикал. Он довел его до третьего яруса и оставил перед дверью Анны Горенштейн.

– Ага, мой квартир, – сказал Александр Юрьевич, барабаня изо всех сил.

– Анна! – кричал он. – Отворяй ворота! Это мы – статуи Командоров! Нам холодно, пустите!

Выглянули из-за какой-то другой двери:

– Прекратите безобразие! – сказали и затворились вновь.

– Уходите! – ответила и Анна тоже.

– У тебя любовник, – погрозил кулаком запертой двери Сивере.

Кто-то тронул его за плечо. Александр Юрьевич оглянулся и никого не увидел. Пошатываясь, он пошел прочь. Перед ним мелькали чьи-то босые ноги. Нет, ноги в тапочках.

– Пойдемте! – шепнул кто-то в ухо.

«Ба! Да это же Анаит!» – с вожделением подумал Сивере.

– А куда? – спросил он.

– Баиньки, – ответила богиня.

– Я еще тут не со всеми разобрался, – возразил историк.

– Потом разберетесь, – сказала Анаит. Она стала как-то странно меняться на глазах, превращаясь в Терезу.

– Я тебя люблю, – засмеялся Сивере. – Вот только сейчас понял.

– Спать, спать… – отвечали ему.

– Ну и пусть! – буркнул Александр Юрьевич, потерял равновесие. Он куда-то полетел и действительно уснул.

Глава 5. День пятый

1

К завтраку Александр Юрьевич явился поздно, прошмыгнув, опустив глаза долу: ему было стыдно за вчерашнее. Но особого внимания на его мучительное состояние никто не обращал. В трапезной на стене висела траурная лента, такая же повязка украшала лоб Тошика Полонского. Сивере остановился, выбирая столик – подальше от остальных.

– К нам, Янек, к нам! – услышал он голоса тетушек за спиной. Делать нечего – побрел на «зов крови».

Краем глаза Александр Юрьевич увидел встревоженное лицо Анны Горенштейн, которая улыбнулась ему как-то сочувственно. Прозоров, сидевший рядом с ней, напротив, презрительно отвернулся. «Дуется за вчерашнее, – подумал Сивере, присоседившись к тетушкам. – Каких же кружев я наплел?» На душе было по-прежнему омерзительно, и даже щебетанье старух его не отвлекло от неприятных раздумий.

– Бледнехонько вы выглядите, как покойник, – заметила тетушка Алиса (Лариса?). Другая подхватила:

– Вам прям не за стол, а на стол ложиться, да руки на груди складывать, Янек.