Книга Обрученные с Югом - Пэт Конрой

— Мать настоятельница! В моей жизни тоже есть место молитве и добрым делам. И роль монахини я сыграла бы куда лучше, чем это удавалось вам даже в лучшие времена пребывания в монастыре. Но поскольку Господь наделил меня талантом, я служу этому таланту. Я могу сыграть и бухгалтершу, и астронавтку, и домохозяйку, и лесбиянку. А могу, вы правы, и стриптизершу, и проститутку, и сумасшедшую, и воровку.

— Некоторые из этих ролей особенно близки тебе по натуре, Шеба, — парирует мать. — Тебе даже притворяться не надо.

— Мать, может, ты попридержишь язык за зубами?! — в отчаянии кричу я. — Молли, зачем ты ее пригласила?

— Да, я сделала ошибку.

— Молли у нас мастер делать ошибки, — издевательски замечает Чэд.

— Но роковой является только одна, — не спускает мужу Молли.

— Своими замашками монахини вы хотели произвести впечатление на будущего мужа, доктор Кинг? — снова берет сцену под свой контроль Шеба. — Все те годы, пока вы торчали в монастыре, вас возбуждала мысль, что бедный добрый Джаспер страдает с разбитым сердцем? Интересно, когда вы догадались, что на него сильнее всего действуют четки и черная тряпка, под которой прячет тело монахиня? Иные мужчины возбуждаются от трусиков-стрингов. А что разжигало огонь в Джаспере? Недоступность? Недосягаемость девушки из монастыря? Вам никогда не приходило в голову, что своим уходом в монастырь вы сделали с ним то же самое, что я делаю с мужчинами своим проходом по Мэдисон-авеню?

— Ты слишком увлеклась, Шеба, — предупреждает Бетти.

— Между прочим, я являюсь личным адвокатом Шебы, — говорит Чэд. — Пока она не нарушила ни один из известных мне законов.

— А законы приличия? — спрашивает Фрейзер.

— Ну, эти законы Шеба никогда не соблюдала, — пожимает плечами Найлз.

— Шеба, — продолжает Бетти, — все мы, здесь собравшиеся, время от времени помогаем твоей матери. Лео больше всех. Поэтому не нападай на его мать. Это нечестно.

— Давайте закроем тему, — предлагает Найлз. — А то я свяжу их обеих. Оставь в покое миссис Кинг, Шеба. Она обладает неприкосновенностью. Так было всегда.

— Только не для меня, Найлз. Доктор Кинг возненавидела меня с той самой минуты, как увидела. Так ведь, доктор Кинг?

— Нет, не так, — отвечает мать. Я слышу в ее голосе понятную только мне пугающую хрипотцу и готовлюсь к самому худшему, оно и происходит. — Потребовалось два или три месяца, чтобы я тебя возненавидела. Я пыталась бороться с этим чувством. Напрасно, Шеба. Оно всегда со мной. Ты права, я ненавижу тебя. Я не могу забыть о тебе, ты как пуп земли. Уверена, что даже в самом темном углу преисподней ты найдешь свет софита.

Быстро вжившись в роль монахини, Шеба воздевает руки к небу и отвечает потусторонним голосом, от которого становится жутко:

— Мне известно все о тебе, мать настоятельница. Все, до последних глубин. Я постигла тебя. Я читаю в твоей душе.

Монсеньор, который сидел, как завороженный и пригвожденный, вдруг встрепенулся и ожил:

— Мне кажется, мы достигли точки, откуда нет возврата. Линдси, давай покинем молодых людей, пусть они проведут остаток вечера в свое удовольствие.

— Кто это — Линдси? — интересуется Найлз.

— Так зовут доктора Кинг, — поясняет кто-то.

— Я всегда думал, что ее зовут Доктор, — признается Найлз.

— Одну минутку, Макс. — Мать подымает палец, чтобы остановить монсеньора. — Шеба, помнишь, что я сказала тебе в день накануне окончания школы?

— Как я моту забыть? Я была восемнадцатилетней девчонкой, которая настрадалась в жизни. Моим единственным преступлением было то, что я дружила с вашим сыном по прозвищу Жаба. Правильно, Лео?

— Совершенно верно.

— Мы с братом приняли Жабу в свою жизнь и в сердце. И он ответил нам взаимностью. А Горный Человек спустился с гор, он защищал свою несчастную больную сестру от всего света. Помните ее, мать настоятельница? Каждый раз, когда мне нужно играть трагедию, я вспоминаю эту девочку. Если мне нужно проявить мужество, я вспоминаю этого мальчика. Актер — прирожденный воришка, он крадет у всех, с кем его сводит жизнь. Когда мне требуется обаяние — на помощь приходит Бетти, когда сила — Айк. Цельность и достоинство для своих героинь я беру у Фрейзер. Если требуется красота, граблю Молли. Если уверенность в себе и успешность — Чэда. А вот за добротой я обращаюсь к Жабе. Да-да, к Жабе, к этому чудовищу, к вашему ненавистному сыну, забитому и робкому ребенку, которого вы так и не сумели полюбить.

— Повтори, что я тебе сказала в день перед окончанием школы, — требует мать. — Ты произнесла блестящую речь, только ушла от темы.

— Вы сказали мне, что я самая талантливая ученица, которая когда-либо заканчивала школу «Пенинсула». — Голос Шебы дрогнул, на этот раз не под влиянием актерского мастерства.

— Дальше, — требует мать. — Это не все. Что еще я сказала? Итак, дорогая…

— Остановит кто-нибудь это или нет? — не выдерживает Фрейзер, зажимая уши.

— Бетти, возьми Шебу. А я выведу доктора Кинг. Ничего другого не остается, — предлагает Найлз.

— Вы сказали мне, что я или открою средство против рака, или стану шлюхой, каких свет не видывал, — говорит Шеба.

— Рак по-прежнему является бичом человечества. Сбылась вторая половина моего предсказания.

— Господи боже мой! Да что же это такое, мать! — вырывается у меня. — Монсеньор, не трудитесь провожать ее до машины. Просто сбросьте с балкона, и все.

— Я была еще ребенком, — в слезах говорит Шеба.

— Ты никогда не была ребенком, дьяволица, — отвечает мать.

— Но теперь-то ты уже взрослая, Шеба, — вмешивается Молли. — Веди себя как взрослая. Забудь. А вы, доктор Кинг, успокойтесь. Возьмите себя в руки. Шебе много досталось в жизни, и вы с Лео знаете это лучше всех. Лео, Айк, налейте всем еще выпить. Шеба, пойдем со мной на кухню, поможешь мне приготовить ужин.

— Кого ты хочешь обмануть, Молли? — усмехается Чэд. — Вы с Шебой понятия не имеете, что делать на кухне. Разве что жопы просиживать за болтовней.

— Следи за речью, братец, — говорит Фрейзер. — Здесь монсеньор.

— А вот наконец подвернулся предлог, чтобы мне уйти, — улыбается монсеньор и встает с дивана. — Я сделаю вид, что до глубины души оскорблен грубостью Чэда, и покину вас, прихватив с собой Линдси.

— Мать, мне кажется, монсеньору пришла в голову блестящая мысль, — вступаю я. — Ты должна сгореть со стыда после всего, что наговорила Шебе.

— Она первая начала, — отвечает мать, но ее гнев заметно стихает после того, как по расстроенным лицам гостей она понимает, что испортила вечер.

— Пусть будет так, — откликается Шеба.

— Неужели ты воображаешь, — снова вспыхивает мать, — будто я не знаю, что ты лишила моего сына невинности, грязная шлюха?!