Книга Симфония тьмы - Чингиз Абдуллаев

Утром он проснулся разбитым. Ему не нравились подобные сны.Он не был суеверным, но в его жизни уже дважды погибали женщины, которые емунравились. Одну из них он даже любил. И потому он не позволял более себе таксильно увлекаться, словно опасаясь, что энергетика его любви несетотрицательный заряд любимой женщине, разрушая ее собственное защитное поле.

В Схипхоле все прошло спокойно. На этот раз их встречалиоколо десяти сотрудников частной фирмы, нанятых Якобсоном для охраны.«Осинский» и его сопровождающие благополучно сели в припаркованные у зданияаэропорта автомобили и приехали в «Пулитцер», где были приготовлены номера длявсей группы.

Барбара держалась подчеркнуто сухо и сдержанно, лишь короткопоздоровавшись с приехавшим в аэропорт Дронго. Но из аэропорта они поехали вразных автомобилях: Барбара с «Осинским», а Якобсон сел вместе с Дронго, чтобыузнать последние новости.

– Как у вас дела? – спросил менеджер, глядя вокно, где мелькали традиционные для ландшафта Голландии мельницы и зеленыеполя, узкие по фасаду домики с остроконечными крышами и каналы, пересекавшиедороги на пути их следования.

– Пока все в порядке, – сказал Дронго, – яначертил схему, где должны находиться наши люди. И вот в этих номерахжелательно поселить Хуана и Брета, – он показал на свою импровизированнуюкарту. – С администрацией отеля я уже договорился, – добавил он.

Якобсон недовольно взглянул на схему.

– Я думал, они будут рядом с нами. Эти номера находятсядовольно далеко от апартаментов Осинского.

– Верно. Но там должны быть именно ваши люди. А вместокомпенсации я сам поселюсь рядом с вами. Кроме того, по вечерам нужнообязательно перекрывать вход в кафе и ресторан. Пусть двое охранников дежуряттам постоянно после шести часов вечера, когда открываются двери.

– Я распоряжусь, – согласился Якобсон. – Акто будет стоять у главного входа? Или вы решили никого там не ставить?

– В холле должен сидеть один человек, – возразилДронго, – но он все равно ничего не заметит.

– Почему один? Что значит ничего не заметит? –рассерженно спросил Якобсон.

– Ястреб наверняка придумает какой-нибудь оригинальныйход, который мы не сможем предусмотреть. Поэтому главный вход охранять в любомслучае бесполезно. Он ведь не войдет в отель просто так, чтобы начать стрельбупо нашей группе. Я знаю Шварцмана, он обязательно придумает какую-нибудьпакость.

– Я начинаю жалеть, что согласился переехать в«Пулитцер», – пробормотал Якобсон.

– Не волнуйтесь. Главное – четко выполнять моиинструкции.

– А вы не забудьте, что Шварцман нужен нам живой. Нужновыяснить, кто именно послал его убрать Осинского. Это для нас очень важно.Иначе после первого убийцы может появиться второй, третий. Мы просто не сможемвсех останавливать, пока не найдем источник, питающий такую опасность. Вы меняпонимаете? Повторения брюссельской стрельбы не должно быть. Нам очень нуженживой Ястреб.

Дронго посмотрел в окно.

– Вы меня слушаете? – строго спросил Якобсон.

– Конечно, – повернул к нему голову Дронго, –обещаю не убивать его, если он раньше не убьет меня.

И, помолчав, вдруг добавил:

– Или вас…

Глава 25

Размещение в отеле и последующий обед прошли спокойно, дажеобыденно. Рэнди вел себя безукоризненно, он все больше и больше входил в рольОсинского, наслаждаясь комфортом и изысканными блюдами, приготовленнымиспециально к приезду гениального американского композитора.

Договорились встретиться через два часа, чтобы поехать вконцертный зал на репетицию. Дронго, вспомнив, что его интересовал один вопрос,осторожно спросил Якобсона:

– Почему по программе вы должны быть в Амстердаме тридня?

– Сегодня репетиция, завтра концерт, а послезавтра унас прием. Мы не имеем права его отменить. Это прием с участием коронованныхособ.

– Нужно было меня предупредить, – разозлилсяДронго, выходя из ресторана.

По его указанию автомобили были поданы прямо к зданию отеля,так, чтобы выходивший «Осинский» оказывался сразу в машине. На концерт онипоехали на трех автомобилях. Все прошло благополучно. Дронго нервничал,понимая, как с каждой минутой растет вероятность нового нападения. Ястребнаверняка был где-то рядом.

Дронго сам обходил здание, проверял охранников, заглядывал вкоридоры, пытаясь обнаружить неизвестных. Брету и Хуану передалось еговолнение, и они также начали нервно поглядывать по сторонам. Лишь два человекасохраняли спокойствие. Якобсон, знавший, что настоящего Осинского здесь давноуже нет, и Барбара, внешне безучастная ко всему, но обиженная казавшимся ейчудовищным предательством Дронго, не пожелавшим прийти ей на помощь в отеле«Ройял Виндзор».

Он понимал ее состояние и поэтому старательно избегал обращатьсяк ней, надеясь поговорить, когда представится возможность. Вернувшись в зал, онобнаружил Рэнди, мило беседующего с какой-то симпатичной мулаткой, явновосторженной поклонницей его творчества. Дронго не было видно ее лица, зато ончетко видел, как рассыпается в любезностях Рэнди. Для такого типа обожаниеженщин было предметом особой гордости. При этом он не испытывал никакихкомплексов, словно не понимал, что они восторгаются не им, а его образом,представлявшим совсем другого человека. Как она сюда попала? Очевидно, какая-тодамочка из оркестра. Других сейчас в зал просто не пускали.

Молодая женщина повернулась, и Дронго разглядел ее четкийпрофиль. Он подозвал к себе директора концертного зала.

– Она работает у вас?

– Да, это наш дизайнер, – оживилсядиректор, – прекрасный специалист и такая молодая…

– Спасибо, – прервал его восторги Дронго.

Вечером, в семь тридцать, они вернулись, чтобы поужинать вотеле. Растроганный Рэнди, у которого все время просили автографы, был впрекрасном настроении. Едва он вышел из машины, как к нему бросились дведевушки-японки, попросив дать автограф. Он легко расписался, благо Якобсондавно заставил его изучить характерную роспись подлинного Осинского, и пошел клифту. Обычно в лифт первой заходила Барбара, а уже затем Осинский, Якобсон,Дронго и все остальные охранники. Так получилось и на этот раз. Барбара прошлапервой, а находящийся в прекрасном настроении Рэнди легонько подтолкнул еерукой, ударив ниже спины.

Женщина разъяренно обернулась. Но, помня о том, что на нихсмотрят, промолчала. Свидетелем этой сцены были только Якобсон и Дронго. КогдаХуан и Брет вошли в лифт, все было внешне спокойно. Лишь выходя из лифта,Барбара негромко сказала одно слово: «Кретин», – и пошла к своему номеру.

Якобсон, посмотрев ей вслед, покачал головой и, явнонедовольный таким поворотом событий, нахмурился, но также не стал ничегоговорить. Дронго добросовестно проводил «Осинского» до его апартаментов и вошелвместе с ним в гостиную. Якобсон, уже оставивший их, удалился, а Брет с Хуаномзадержались в другой комнате.