Книга Женщина во тьме - Ванесса Сэвидж

Патрик вскакивает.

– Пойду с тобой, – шепчу я.

Он отрицательно качает головой.

– Я все равно не сплю. Проверю, что там у них.

– Патрик, – кладу руку ему на предплечье, – только не надо…

Он отбрасывает ее и поворачивает ко мне едва различимое в темноте лицо.

– Не надо что?

Сердце бешено бьется, и я не знаю, как закончить фразу, чтобы… чтобы опять не расстроить мужа.

Снова ложусь, смотрю в потолок. Слышу стук в окно, но знаю: там никого нет. Это на ветру трясется старая рама, или бьют по стеклу ветки, а кажется, что кто-то стучится, просится в дом.

Патрик все не возвращается. Может, кто-то из детей заболел? Вспоминаю шрамы на руках Джо и, подкравшись на цыпочках, выглядываю на площадку. Патрик – одной рукой он держится за ручку, а другая сжата в кулак, глаза закрыты – стоит, уткнувшись лбом в дверь дочери. Затаив дыхание, не выходя из спальни, наблюдаю за мужем. Что он будет делать? Стук становится все громче, все настойчивей, и в шуме ветра мне слышится шепот: «Прости, я плохой. Прости, я плохой. Прости…»

Глава 26

Сара

Беру альбом, выхожу на прибрежную тропу, сажусь на скамейку. Воображаю, будто послужила моделью художнику, чье полотно выставлено в витрине галереи. Около нее мы познакомилась с Анной. Я придумала, как использовать в своих картинах все краски ее «секретного пляжа», но в студии работать не могу: на меня там что-то давит, пейзажи получаются слишком резкими, так что возвращаться туда я не собираюсь. Что это за убежище, если в каждом углу мне мерещится призрак Патрика? Я стала писать дома, на кухне. Но там страшно дует из сломанного окна, в завывании ветра слышу стоны и, кажется, чувствую на затылке чье-то холодное дыхание.

– А я-то гадаю, куда ты пропала.

Это Патрик. Продолжаю водить карандашом по бумаге. Муж садится рядом. Он все еще не работает, но поднялся как обычно, в шесть часов, надел костюм. Когда я спустилась вниз, то застала его в кухне: сидел за столом, уставившись в пустоту невидящим взглядом.

– Принес тебе чай. – Патрик ставит на скамью термос и, налив чашку, протягивает ее мне. Я отказываюсь. Пожав плечами, он усмехается и сам делает несколько глотков. – А что ты рисуешь?

– Ничего определенного, так, набросок для морского пейзажа, скорее нечто абстрактное.

– Значит, не портрет.

В словах Патрика чувствую какой-то подвох, и у меня тут же сводит спину.

– Смотри, что я нашел в холле, – говорит муж, доставая из кармана сложенный лист бумаги. – Наверное, выпал из твоего альбома. – Развернув листок, Патрик кладет его на скамью, между нами. – Кого это ты рисовала?

Заливаюсь краской. Вспоминаю тот пейзаж со скамейкой, на которой сидят двое. Интересно, могла бы Анна додуматься, что между ними разыгрывается такая же сцена, как сейчас между мной и Патриком?

– Никого. Просто фантазия.

Набросок неважный. Ничего похожего на рисунки сына. Мгновенная зарисовка: в домике на берегу моря художник пишет картину. На Бена он не слишком похож. У меня в альбоме есть рисунки удачнее – портреты Миа, Джо, морские пейзажи. Но они Патрика вряд ли заинтересуют. А портрет художника у меня не вышел, поэтому я вырвала рисунок из альбома и, по-моему, выбросила в урну. Там его муж и обнаружил. Теперь понятно, почему он сидел за столом с таким странным видом.

Из набросков Джо – мои листы им не чета – можно узнать о человеке все, они ярче, правдивее фотографий.

Патрик пристально вглядывается в зарисовку – бумага дрожит в его руках.

– Я думал… Я подумал, что ты рисуешь наш дом, нас. Решил, что это я – рассматриваю твои картины. Потом присмотрелся… Кто этот человек?

– Никто. Видение, мечта… Не знаю.

– Мечта? Так вот о чем ты мечтаешь? Мстишь мне за Кэролайн?

Дом. Там мальчик со шрамами на запястьях, Миа, которая все еще ищет себе защитника. Чем больше я узнаю́ о Патрике-ребенке, тем больше от него отдаляюсь. Этот дом-убийца гниет, сочится ядом. Он разваливается на части. А в глубине шкафа – коробка с дорогими сердцу вещами, с тем, что осталось в память о родителях. Только маминой шкатулки там больше нет.

– Да, – говорю я, – это фантазия, мечта о том, чего у меня нет.

Патрик испуганно вздрагивает. Страх завладевает им, выплескивается наружу. И дело не во мне. Здесь что-то еще, что-то другое. Причина кроется в этом доме, куда, стараясь его возродить, привез нас Патрик.

Он комкает листок и, мне кажется, сейчас меня ударит. Втягиваю голову в плечи – но нет, ничего не происходит. Поднимаю глаза – муж снова разглаживает мятую бумагу и выпускает ее из рук. Подхваченная ветром, она скрывается за ближайшим утесом.

– Ты разбиваешь мне сердце. Сара, ты меня просто убиваешь.

* * *

Вижу, как по тропе поднимается Анна, и у меня возникает непреодолимое желание спрятаться. Во-первых, я зла на нее за то, что она наговорила во время нашей последней встречи. А еще Патрик едва не ударил Миа, и я не хочу, чтобы новая подруга видела, как я напугана. Она меня предупреждала и была права.

Анна стучится. Делаю глубокий вдох и открываю дверь.

– Пришла просить прощения. – Она принесла обернутое в подарочную бумагу кашпо с ромашками. – Прошлый раз я вела себя глупо. Приняла все слишком близко к сердцу. Это из-за моего бывшего. Конечно, нечего было расспрашивать тебя об отношениях с Патриком. Я должна была сразу поверить, что он никого из вас никогда пальцем не тронул.

Она так держит цветы, что мне видны шрамы на ее руках.

Вспыхиваю и тянусь, чтобы забрать ромашки.

– Анна, все в порядке, не беспокойся.

– Ты уверена? Сама не знаю почему, но я все равно беспокоюсь. Ты не отвечала на мои звонки, и я подумала, что должна тебе кое-что объяснить.

Бросив взгляд исподлобья, Анна отводит глаза, и этот беглый взгляд кажется мне странно знакомым.

Забираю цветы и ставлю горшок на столик в прихожей.

– Ты как себя чувствуешь? Выглядишь – не фонтан, – говорит Анна, поднимая с пола опавший лепесток. – Как думаешь, «любит» или «не любит»?

Хочу улыбнуться, еще раз заверить ее, что все в порядке. Но знаю: каждый раз, когда в комнату входит Патрик, Миа передергивает, и Джо еще не пришел в себя после нападения, о котором по-прежнему ничего не может вспомнить…

Я опять не спала прошлую ночь. Только закрою глаза – возникают все эти лица: Ян Хупер, Джон и Мари Эванс, мальчики с милыми щербатыми улыбками. Муж спал беспокойно, я за ним наблюдала и все думала… В этом доме его преследуют навязчивые мысли. Часто, приходя домой, Патрик жаловался, что очень занят на работе… Неужели каждый раз он просто где-то парковался и сидел в машине? А может, это он стучал в дверь?