Книга Женщина во тьме - Ванесса Сэвидж

Сара

– С годовщиной, дорогая!

Открываю глаза. Около кровати с подарочной коробкой в руках стоит Патрик. Он полностью одет. Смотрю на будильник. Боже, восемь часов. Завтрак детям, завтрак мужу. Надо было встать еще час назад.

– Сара, расслабься. – Патрик садится на кровать, убирает с моего лица волосы, наклоняется, целует в лоб и вручает подарок. – Джо с Миа уже в школе.

Сажусь, кутаюсь в одеяло.

Коробка аккуратно обернута блестящей бумагой, сгибы четкие, витая серебристая лента завязана замысловатым бантом.

– Сегодня же…

– …не настоящая годовщина, – подхватывает Патрик, – но она еще важнее.

Он берет мою руку, приникает к ней губами, переворачивает, покрывает поцелуями ладонь, запястье. Вздрагиваю. По руке бегут мурашки. Он это видит и улыбается.

Мучительно шевелю мозгами – что за дата? – наконец понимаю и успокаиваюсь: день, когда мы познакомились, двадцать первое января.

Патрик вручает мне коробку.

– Открывай!

Пытаюсь развязать ленту – не выходит. Муж смеется, сам рвет бумагу и откидывает крышку.

Там компакт-диск. Морщу лоб, рассматриваю старый альбом группы «Вёрв»[1] и, увидев первый трек – «Bittersweet Symphony», – расплываюсь в улыбке.

– Помнишь? – спрашивает Патрик.

Конечно, я помню. Закрываю глаза и переношусь на студенческую вечеринку, в темную прокуренную комнату. Мы, полупьяные подростки, передавая друг другу бутылки, валяемся на липком от дешевого пойла ковре. Вдруг звучит «Горько-сладкая симфония», и появляется этот человек – странный, в костюме из совсем другого мира. Он подходит и приглашает меня на танец. Там никто не танцевал, и в этом гаме, среди подвыпивших тинейджеров, он закружил меня будто по настоящему бальному залу.

– Не потанцевать ли нам сегодня? Я залью дешевым ромом ковер, а ты сможешь смахнуть пыль со своих «Мартинсов», – говорит Патрик.

Он опять целует меня. Неторопливо. Чувствую пряный, пьянящий аромат его одеколона, вкус кофе на губах, жесткую колючую щеку. Я еще не совсем проснулась. Сколько же времени прошло? Не могу вспомнить, когда в последний раз мы предавались утренней любви – осторожной и беззвучной, чтобы не услышали дети. Притягиваю Патрика к себе, он отстраняется, и под одеяло проникает холод.

– Останься!

– Мне пора на работу. Сегодня вечером мы где-нибудь поужинаем. Это будет особенный вечер – только ты и я.

Слушаю и снова вижу застегнутого на все пуговицы взрослого Патрика. Куда пропал тот, что, лежа на пропитанном бормотухой ковре, смеялся, пока я кружила по комнате? Но… все ведь осталось по-прежнему – та же Сара, тот же Патрик. Не изменились его улыбка, ласковый смех. Когда с меня сползает одеяло, ловлю тот же взгляд. Все по-старому, только с каждым днем более приглушенно и тускло.

– Останься! – шепчу и стягиваю с него пиджак.

* * *

Муж выходит из спальни. Опускаюсь на подушки и закрываю глаза. Могу еще поспать, урвать часок, но снизу, из холла, доносится голос Патрика. Встаю, снимаю с крючка на двери поношенный халат. Патрик терпеть его не может. Он купил мне новый – роскошный, толстый. Я его не надеваю. И не буду, потому что старый дала мне мама. Сто лет назад, когда я уходила из дома. С тех пор я ношу только этот халат и, пока совсем не порвется, другой носить не буду. Это почти все, что мне осталось на память о матери.

Патрик держит в руке письмо.

– Когда оно пришло?

Смотрю на конверт и заливаюсь краской. Надписанный от руки, адресованный Патрику – его принесли на днях. Я подняла письмо с коврика, но мужу не отдала, а сунула в ящик… Потому что почерк явно женский.

– Извини, – говорю, – по ошибке положила в ящик.

Я готова извиниться еще раз, спускаюсь по лестнице, однако вижу лицо мужа и осекаюсь. Это не злость, нет. Я умею определять, когда он злится. А что – понять не могу.

– Что случилось?

Он смотрит на меня глазами, полными отчаяния, кажется, вот-вот заплачет. На щеках Патрика горят красные пятна. Он переводит взгляд на конверт и прячет его в карман пальто.

– Ничего. Не важно.

Понимаю, что важно. Очень важно. Таким я мужа еще не видела. Страх, возбуждение, радость… что-то такое… Или видела? Да, было как-то раз. Один? По телу пробегает дрожь. Это важно. Очень важно.

* * *

Патрик уходит. Через полчаса получаю сообщение от Кэролайн, а еще через десять минут она – с двумя дымящимися стаканчиками – сама появляется на пороге.

– Доставка! Капучино!

– Похоже, тебя замучила бессонница, – приглаживая растрепанные волосы, говорю я и впускаю ее в дом.

Еще нет и половины девятого, а Кэролайн уже накрашена, причесана, волосы блестят. Кажется, что подруга давным-давно на ногах.

– Сара, сегодня прекрасный день. Холодный, но солнечный. – Идем на кухню. – Мы же собирались погулять, так что сейчас подкреплюсь сахарком с кофеинчиком – и вперед.