Книга Скалолазка и мировое древо - Олег Синицын

Я вспомнила мертвого археолога, на которого наткнулась неподалеку от деревни жевунов. У него на шее тоже был символ — черный и неприятный. Я еще тогда подумала, что это татуировка...

Левиафан заклеймил меня. Поставил на шею индивидуальный концлагерный шифр.

Глава 7СТРЕМИТЕЛЬНАЯ КАРЬЕРА ПОСУДОМОЙКИ

За окном лаяли овчарки — должно быть, где-то рядом находится загон. Иногда раздавались голоса военных — тех, кто отдавал приказы, и тех, кто чеканил в ответ: «Есть, сэр!» Наверное, среди обладателей голосов присутствуют и мои знакомые Крыс с Клопом, хотя толком не разобрать.

Открылась дверь, ведущая внутрь хозблока. Сквозь проем протиснулась тетка в белом халате и белом колпаке. Назвав ее толстой, я покривила бы душой. Она была невероятно толстой! Если бы в сумо брали женщин, то она могла стать выдающимся борцом. Талия шире плеч, живот такой огромный, что вряд ли она обувается самостоятельно. Руки заплыли жиром и сделались похожими на руки боксера или лесоруба. Широкое и сальное лицо сидело прямо на плечах, шея отсутствовала.

Тетка с трудом пробралась между коробками со стиральным порошком и бельевыми тюками. Остановилась возле меня, вертя в руках полотенце. Я попыталась подняться ей навстречу, но смогла только сесть.

— Бедняжка, — сочувственно проскрипела тетка на английском с ужасным акцентом. Голос у нее был сдавленный и высокий. — Тебе больно?

— Ничего, я справлюсь.

Ее маленькие глазки оглядывали меня.

— Как же тебе досталось.

— Простите великодушно, я не знаю, зачем они притащили меня сюда, но...

— Не волнуйся, я знаю. Как тебя зовут?

— Алена.

— Алена, ты ведь не лентяйка?

— Что вы, конечно нет! Извините, но не найдется ли у вас какой-нибудь одежды? Какой угодно. Я устала от этого водолазного костюма. Он стягивает тело, кожа в нем не дышит, а на солнце резина нагревается просто бешено.

— Да, да, — сказала она, — я что-нибудь тебе подыщу. Прямо сейчас этим займусь... Все свои дела брошу и начну искать для тебя одежду.

Последняя фраза прозвучала не очень добро. Я удивленно посмотрела на нее.

— Извините, я вас чем-то обидела?

— Ничем, золотко.

— Тогда почему вы так разговариваете?

— Потому что, — сказала она громче, — пока ты валяешься на тюках, сраная принцесса, твоя работа стоит!

— Какая моя работа? — изумилась я.

— Сейчас я тебе покажу какая! — завизжала она и огрела меня по уху скрученным полотенцем. Удар вышел тяжелым, у меня потемнело в глазах. Я с удивлением поняла, что мокрое скрученное полотенце бьет так же сильно, как полено.

Пока я приходила в себя, тетка швырнула меня с тюков на пол и, схватив за волосы, поволокла к двери. У меня от боли из глаз брызнули слезы.

— Какие мы вежливые, — злобно ворчала она, — ах простите, ах извините! Пока ты нежилась в подсобке, А-ле-на... — Она до неузнаваемости исковеркала мое имя. — ...вторая рота закончила обед! Посуды скопилось горы!!

Она втащила меня в помещение, где стояли ряды стальных раковин, заваленных посудой, и огромные кастрюли, из которых гадко пахло остатками еды и чистящим средством. Несколько худых, рано состарившихся женщин оторвались от чистки, драйки и мытья и уставились на меня.

— Чего встали, бездельницы! — крикнула толстуха. — Моего полотенца захотелось? Живо за работу!

Они бросились к щеткам и тарелкам. Толстуха бросила меня возле раковин и встала надо мной, поигрывая полотенцем, словно тюремный надзиратель дубинкой.

— Ну что разлеглась? Поднимайся, берись за работу, она не ждет! Никто не станет работать вместо чужестранной лентяйки!

Я ухватилась за край раковины и подтянула тело, чтобы поставить его на ноги, которые сейчас напоминали глиняные. Раковина была завалена посудой. Гора тарелок поднималась из воды и пены.

— Бери щетку! Мой тарелки! — визгливо приказала толстуха.

Стоявшая рядом женщина с седыми висками протянула мне резиновые перчатки и щетку. В ее глазах я прочла жалость и неподдельное сочувствие.

Я натянула перчатки. Сначала одну, затем вторую. Неловко взяла щетку в левую руку. Правой вытащила из кучи тарелку с засохшими рисинками. В этот момент, кажется, все женщины в посудомоечной тайком наблюдали за мной.

— Знаете, как делают фотографии НЛО? — невинно спросила я. — Это очень просто. Фотоаппарат ставится на штатив, и включается режим мультисъемки. После этого перед объективом запускается тарелка... Вот так!

Я с размаха запустила тарелкой об стену. Брызнули осколки, грохот бальзамом пролился на мое сердце.

— Ой, — произнесла я. — Не получилось. Но сейчас точно получится...

Вторая тарелка грохнулась о стену на месте первой.

— Можете сами попробовать. Уверяю вас, это очень увлекательно.

— Не надо этого делать, — умоляюще прошептала женщина с седыми висками.

Лицо толстухи покраснело как кирпич. Щеки надулись, глаза выпучились. Пальцы-сардельки что-то положили в петлю полотенца.

— А ты не только бездельница, — выдавила она, — но еще и смутьянка!

Полотенце мелькнуло в воздухе. Я попыталась увернуться, но не успела и получила по затылку. На этот раз удар оказался намного тяжелее. Я рухнула на пол, где меня настиг пинок под ребра и еще два удара полотенцем между лопаток.

— Паршивка! Негодница! Тунеядка! — приговаривала толстуха. — Возомнила о себе! Ничего-о, я тебя обломаю. Я выбью из тебя дурь!

Закончив экзекуцию, она схватила меня за плечи и, с легкостью подняв, отбросила к раковине. Я уткнулась руками в гору посуды. Тарелки загремели, несколько из них едва не соскользнули на пол.

— Бери щетку! Мой тарелки!

Я взяла щетку. Похоже, если не сделаю то, что велит толстуха, она прибьет меня своим полотенцем. Только что мне делать со щеткой? Какая тут технология мойки?

Женщина с седыми висками, не глядя на меня, демонстративно ткнула своей щеткой в миску с порошком, затем вытащила из горячей воды тарелку и стала счищать грязь. Затем снова макнула тарелку в горячую воду и промыла под струей холодной воды в соседней раковине. Я попыталась повторить ее действия.

— Сильнее три щеткой! — прокричала толстуха в мое ухо. — По каждой тарелке води шесть раз! Если найду хоть каплю жира, будешь заново перемывать!

Она вдруг уставилась в проем распахнутой двери, ведущей на кухню. Я услышала, как скребутся когти по кафелю.

— Ах ты, проклятая псина! Сейчас ты у меня получишь!

Выдернув из чьей-то раковины сковороду, толстуха бросилась за дверь. За стеной что-то упало, зазвенели кастрюли, послышались несколько смачных ударов и жалобный собачий скулеж.