Книга Нить - Виктория Хислоп

На какое-то время Ольга почувствовала, что ожила, словно кто-то раздул огонь в тлеющих угольях. Мир за окном был пугающим, при мысли о том, чтобы выйти туда, ее почти парализовало, и все же ей ужасно хотелось влиться в обычную повседневную жизнь, текущую на улицах, в кафе, на фабриках и в мастерских. Муж не пробуждал в ней таких чувств, не пробуждали и те люди, которых он приглашал в дом, – их церемонная вежливость только усиливала ощущение одиночества и затворничества.

С приходом Катерины комната стала другой. Если бы кто-нибудь вытащил из вазы чопорные букеты роз и хризантем и поставил вместо них охапку только что срезанных полевых цветов, над которыми еще жужжали бы пчелы, это было бы почти такое же преображение.

Димитрий прошел через всю комнату и сел рядом с Ольгой. Мать с сыном снова зачарованно слушали рассказы и шутки девушки и наслаждались мягким юмором, с которым она описывала жизнь и людей.

Когда Константинос Комнинос пришел домой, его встретил непривычный для этого дома звук: взрывы смеха со второго этажа. Его покашливание и приближающиеся шаги заставили всех умолкнуть, и, когда он вошел в гостиную, Катерина уже поднялась, готовясь уходить.

– Это Катерина, из «Морено и сыновья», – поспешно сказал Димитрий, словно извиняясь за ее присутствие. – Она принесла заказ.

– Я знаю, кто она, – грубо сказал Константинос. – И где же заказ? Где платье?

Он увидел коробку, все еще лежавшую на кресле. Павлина не пришла, чтобы повесить платье в шкаф, и, когда Комнинос сам достал его и развернул, все увидели складку на подоле.

– Ты же должна была надеть его сегодня! – воскликнул делец, не пытаясь скрыть раздражение.

Держа платье в руке, он подошел к столику рядом с Ольгиным креслом, взял звонок и сердито затряс им. Через несколько секунд Павлина была уже в комнате.

Ей не пришлось ничего объяснять – служанка взяла платье из рук Комниноса и весело сказала:

– К вечеру все будет в лучшем виде. Отпарить только надо.

Катерина вся сжалась от стыда. Она должна была позаботиться о том, чтобы платье вынули из коробки сразу же. Таковы были точные указания кириоса Морено, и теперь он узнает, что она их не выполнила.

Атмосфера в комнате резко изменилась. Катерина выглянула в большое французское окно и увидела, что и море, и небо все еще грозно-серые. Но даже эта атмосфера сейчас казалась приятнее той, что воцарилась в комнате.

– Димитрий, – с деланой веселостью проговорила Ольга, – проводи Катерину, хорошо?

– Конечно, – отозвался сын.

– И большое тебе спасибо, Катерина, за то, что принесла платье. Очень мило с твоей стороны, что ты его дошила как раз вовремя.

– До свидания, кирия Комнинос.

Катерина пошла за Димитрием вниз. Юноше было стыдно за то, что отец дал волю своему раздражению перед девушкой. Они с матерью очень рады были ее повидать, сказал он, и надеются, что она еще зайдет. Катерина улыбнулась и ответила, что тоже очень на это надеется. Димитрий открыл Катерине дверь, а затем сразу же ушел в свою комнату на третьем этаже.

Через несколько часов он услышал, что начинают сходиться гости отца. Он представил себе мать: бледное лицо искусно оживлено румянами, темные волосы уложены в элегантную высокую прическу, открывающую длинную тонкую шею, светло-желтый шелковый креп платья спадает волнами и красиво развевается на ходу. Она затмит всех прочих жен, и вскоре многочисленные гости, приехавшие для такого случая из Афин, решат, что отныне будут покупать ткани только у Комниноса. Их особенно впечатлит Ольгин наряд. Пять лет назад Комнинос купил двадцать тысяч акров земли на севере, в земледельческой местности, и засадил ее шелковицей. Шелкопряды делали свое дело, и теперь у торговца тканями был шелк собственного производства. Его качество должно было вывести бизнес на новый уровень.

Весь вечер Димитрий просидел, склонившись над книгами. Если он выдержит предстоящий школьный экзамен, ему обеспечено место в медицинской школе, и хотя отец был против, Димитрий твердо решил настоять на своем.

Димитрия отвлекал не только несмолкающий гул голосов и звон вилок о тарелки. Глядя на строчки в учебнике, он вспоминал рассказы Катерины и ее полудетский голос, звеневший в комнате, как колокольчик. Как давно он не слышал, чтобы мама так беззаботно смеялась. Юноша очень надеялся, что Катерина будет еще приходить и приносить платья, даже если маме они и не нужны.

Он старательно зубрил периодическую таблицу, но в памяти не хотело держаться ничего, кроме улыбки Катерины.

Глава 16

В тот год Димитрий сдал экзамены и поступил на медицинский факультет университета. Отец был в ярости. Бизнес требовал все больше работы с контрактами и документацией, и если бы сын получил юридическое образование, это еще более укрепило бы их позиции. Изучение медицины ничего в этом смысле не давало.

Константинос решил не принимать во внимание бунт Димитрия, как он поступал с большинством преград, встававших на его пути. Самым большим удовольствием в жизни для него было одолеть препятствие, в чем бы оно ни заключалось: конкуренты, поставщики, а теперь вот еще и рабочие на фабриках.

Комнинос благополучно пережил финансовый спад тридцатых годов, когда многих его конкурентов погребли под собой долги, и был теперь силен, как никогда. Если он сумел достичь такого финансового успеха во время политической и экономической нестабильности в городе, то почти невозможно представить, чего он добьется в будущем.

Каждое утро он встречал с оптимизмом и уверенностью. Все, казалось, шло по плану. Он чувствовал себя великаном – в своих сшитых на заказ туфлях размера пять с половиной.

Димитрию тем временем открывался новый мир, где идеи и мнения базировались не на экономической целесообразности, а на совершенно иных принципах. В отличие от школьных учителей, которым платили за то, чтобы они внушали своим ученикам строго определенные убеждения и взгляды, университетские профессора, у которых занимался Димитрий, были более независимы в суждениях. Помимо лекций по анатомии и фармакологии, он стал посещать занятия по философии и вскоре втянулся в дискуссии о природе добра и зла, о противостоянии веры и знания, мудрости и истины и так далее. Вскоре к этому добавились лекции по политической теории, и у Димитрия стали быстро складываться собственные взгляды на общественное устройство.

Он никогда не закрывал глаза на то, что происходило вокруг, и детские годы на улице Ирини дали ему больше знания жизни в бедных кварталах Салоников, чем было у его товарищей по университету. И все же до сих пор он не видел своими глазами всей пропасти нищеты в родном городе. Юноша думал, что уличные торговцы, продававшие сигареты и гребенки, живут, вероятно, в каких-нибудь лачугах у железнодорожного вокзала или в районе Тумба, а теперь узнал, что бывают места значительно хуже. Ему волей-неволей пришлось осознать тот факт, что его вырастили в среде, изолированной от жизни большинства.