Книга Высший пилотаж - Елена Ласкарева

Вот и люпиновое поле. Уже выстрелили к небу сотни, тысячи свечек. Но пока это были еще бутоны нежно-салатового цвета. А скоро они распушатся лиловым и розовым — и тогда совсем не отыскать под их густым ковром того места, где упал старый самолет по имени «детройт». Сейчас оно еще заметно — там растения тоже поднялись, но они слегка разрежены.

Но как долго еще тащиться через поле до дачи, от дачи до станции, потом по эстакаде… Как это говорится в сказке: семь пар железных сапог успеешь сносить, пока дойдешь. Но у нее нет железных сапог, а есть только пара измученных нижних конечностей, и они не железные… Они так ноют и так припухли, что их и ногами-то назвать язык не поворачивается. Костыли: не гнутся совсем.

Что-то мягко подтолкнуло ее сзади.

Господи, опять тот же серебристый «мерседес»! Он вернулся, он преследует ее!

Теперь уже не было и мысли попросить подвезти ее, хотя он направлялся на этот раз в требуемом направлении. Теперь явилось другое желание — бежать!

Интересно, как можно бежать, если ноги и идти-то отказываются? И вообще, что за глупость тягаться в скорости с быстроходной иномаркой?

«Мерседес» вильнул в сторону и обогнул девушку, которая на сей раз с дороги не сошла. Она устала. Ей было все равно.

Обогнав ее всего на полкорпуса, автомобиль снова встал. Передняя дверца распахнулась. Сильная мужская рука ухватила Машу за запястье и втянула в салон.

Ослепительно сверкнули в улыбке белоснежные крепкие зубы: Иоанн веселился от души.

А Маша погрузилась в мягкое комфортабельное сиденье, на котором ей никогда не приходилось сидеть. Сразу стало так спокойно, так хорошо…

Она вдруг начисто забыла, по какой причине разыскивала Иону, из головы вылетели все обвинения и упреки. Важно было только одно: он отыскался.

— Я добилась своего! — по-детски хвастливо сказала она. — Хотела тебя найти — и вот нашла! Я всегда добиваюсь своего!

Он расхохотался:

— Ты? Нашла меня? По-моему, совсем наоборот.

— Я! Я!

Она яростно настаивала на своем, эта скромная Дева, которая до сих пор никогда в жизни себя не выпячивала, для которой всегда было аксиомой, что «Я» — последняя буква алфавита.

Соколов почувствовал, что почему-то — какая разница почему? — это для нее жизненно важно.

— Ты, ты, хорошо, — ласково сказал он. — Ты у меня Шерлок Холмс.

Она пробормотала, еще пытаясь хоть в чем-то ему противостоять:

— Что это за «у меня»! Я — сама по себе.

— Как скажешь. Пусть будет «сама по себе Шерлок Холмс».

— Скорее, мисс Марпл.

— Вы блестяще закончили свое следствие, очаровательная мисс Марпл.

Глаза у Маши слипались, язык еле шевелился, но она все еще не сдавалась:

— Она не очаровательная. Она старуха.

— А ты — нет, — подытожил он, и на этом спор прекратился. Маша задремала на мягком сиденье серебристого «мерседеса».

Глава 13

«Мери едет в небеса»

Теплый летний вечер был напоен запахами мяты и жасмина. Дневные птицы уже смолкли, а соловьи не пробудились еще для своих песен о любви. И только легкий закатный ветерок, казалось, мурлыкал себе под нос какой-то тихий лирический мотив — в скрипичном ключе, ключе соль.

Божественный Гелиос направил свою колесницу вниз, к линии горизонта, и его квадрига была сейчас не золотой, а нежно-алой. Бог Солнца собирался пересесть с нее в огромную ладью, которая проплывет за ночь по темным зеркальным водам обратно, к месту восхода.

И все начнется сначала, ведь в жизни все циклично, все повторяется.

Но в тот момент Маша, против обыкновения, не жалела об этом. Пусть то, что происходит, повторяется вновь и вновь. До бесконечности!

А происходила очень простая вещь. Девушка сидела на ступеньках своего резного крыльца со ступнями, опущенными в цинковый таз, а Иоанн, стоя рядом с ней на коленях, собственноручно мыл ей опухшие ноги. Он бережно перебирал пальчик за пальчиком, массировал подошвы, ополаскивал щиколотки.

Маша немного смущалась, что это происходит на глазах у всего поселка, но и гордилась в то же время. Ведь они не совершали ничего постыдного, запретного. Не целовались и не обнимались. Разве кто-нибудь может осудить обыкновенное мытье ног?

Иоанн, наверное, предпочел бы назвать этот процесс не мытьем, а омовением: ему казалось, что он допущен к совершению некоего священного обряда. Для него такое тоже было впервые. Ему случалось посещать вместе с женщинами и дорогие бассейны, и самые лучшие сауны, и нырять на пляжах многих теплых европейских морей.

Но вот оказалось, что старый цинковый таз с двумя ушками по бокам превосходит все водоемы мира. Это — священный сосуд, в котором хранится волшебная жидкость, называемая нежностью.

Вода колыхалась, прикрывая маленькие розовые ножки. Какой размер? Тридцать четвертый? Как у Золушки.

Наверное, взрослой обуви не выпускают для такой ступни. Может быть, поэтому Маша и носит туфли на низком каблучке, детского фасона?

Или… или это все по той же проклятой причине, которую он наконец понял: в «Детском мире» покупать дешевле?

Как бы то ни было, он обязательно разыщет самого лучшего сапожника, чтобы изготовил Золушке туфельки на заказ. Пусть они будут мягкими и удобными и не натирают до мозолей нежную, как шелк, кожу.

Он растроганно думал о том, что Машенька натрудила ноги, разыскивая его.

— Вот ведь куда надумала идти! — упрекнул он, но совсем не сердито. — В зараженную зону!

— А почему ты мне сразу не сказал, что твой самолет — не «кукурузник» и ты не опыляешь поля?

— Разве ты спрашивала?

— Все равно. Ты водил меня за нос. Мог бы сразу рассказать о себе.

— А когда? Ты постоянно пряталась от меня в подъезде. Даже кофе не пригласила попить.

— Ох, кофе! В Москве целая упаковка осталась. А здесь у меня нет.

— А ты завари мне травок, как тогда, помнишь? В жизни не пил ничего вкуснее.

— Но теперь ты не больной.

— Нет, больной. Я болен тобой! Знаешь, порой доходит до бреда.

Маша размягченно засмеялась:

— Как сказала бы наша Вера Петровна — губительный весенний авитаминоз.

— Как сказал бы Карлсон — паранойя и навязчивая идея. И еще — маниакально-депрессивный психоз.

— Кто такой Карлсон?

— Мужчина в самом расцвете лет.

— Он живет на крыше?

— Нет, на крыше живет солнечная королева.

— Я забрала шахматы.

— Надеюсь, ты не всучишь мне их обратно?