Книга Русский ад. На пути к преисподней - Андрей Караулов

— А где?

— Где угодно и когда угодно. Хоть сейчас. Пообедаем вместе.

— Я уже пообедал, понимашь, — сказал Ельцин. — В «Макдоналдс» заезжал.

— Куда? — засмеялся Горбачев.

— В «Макдоналдс». Котлету с хлебом ел.

— И как?

— Неудобная… — сказал Ельцин.

— Ну, чаю попьем… а, Борис Николаевич?

Голос Горбачева звучал надтреснуто.

— Так вы, понимашь, опять за конфронтацию! О чем говорить-то? Вчера в «Президент-отеле» снова, значит, ругали Россию и Президента. А без России ж вам — никуда!

— Слушай… ты с бурбулисами своими разберись, ей-богу! — в голосе Горбачева тут же появились металлические нотки. — Это ж они тебе подозрения подбрасывают! Я ж, наоборот, всегда тебя защищал! Возьми стенограмму, проверь! Прислать стенограмму?

— Ну-у… я-то разберусь… — смутился Ельцин.

— Вот я и предлагаю, — наступал Горбачев, — давай встречаться и ставить точки. Разумное ж предложение! Завтра Госсовет, надо ж все обсудить… Зачем нам… при всех?

— Любите вы келейно, — Ельцин засопел. — Любите… чайку попить, позавтракать…

— Не келейно, а по-дружески, — возразил Горбачев. — Ты проект Госсовета видел? Твои бурбулисы предлагают некий СССР — «союз с некоторыми государственными функциями». Ты мне скажи: это что такое?

— А шта-б… не было центра! — отрезал Ельцин.

— Так давай встречаться, давай разговаривать! Я тоже против старого центра, опостылел он, старый центр, кто сейчас спорит, но я требую, чтобы у нас было одно государство… Или, скажем так, пусть будет нечто, похожее на государство, но с властными функциями!

— Нечто — это не государство.

— Вот и поговорим! Обсудим.

— А где?

— Где угодно. На Ленинских горах, например. Или — на Алексея Толстого.

Горбачев имел в виду особняк МИДа.

— Тогда лучше… у меня… — поморщился Ельцин. — А о чем, значит, будет встреча?

— Да обо всем, я ж предлагаю…

— Ладно, уговорились. В пять… Чай мы найдем, не беспокойтесь!

Кортеж машин въехал в Кремль…

Горбачев все-таки встал, зажег свет и спустился вниз, на кухню.

На столе под абажуром стояла большая круглая тарелка с яблоками.

«Антоновские», он их любил.

Горбачев выбрал самое большое, совершенно зеленое, тут же его надкусил и поднялся обратно, на второй этаж, в свою спальню.

Боже, как скрипит эта лестница: дерево рассохлось, дерево стонет как больной!

Его встреча с Ельциным оказалась совершенно бесполезной, но нет худа без добра: были расставлены, наконец, все точки над «i».

…В тот вечер Горбачев заметно нервничал, хотя и вошел с дежурной полуобаятельной улыбкой. Почти заискивал.

— Ну… — помедлил Ельцин, — шта-а?

— Не понял, — сказал Горбачев, усаживаясь в красивое кресло.

— А шта-а ж не ясно? — удивился Ельцин. — Вы вот, понимашь, сидите сейчас у меня… значит у вас — какой-то вопрос…

— Я не на прием пришел, — вздохнул Горбачев.

— Если вы хотите, понимаешь, моей любви — уходите в отставку… и любви… этой… будет столько, что вы задохнетесь, о-б-беш-шаю.

«Задохнетесь от счастья», — хотел сказать Ельцин, но не договорил, полагая, что президентская мысль изложена достаточно ясно.

Интересно все-таки: в отличие от Горбачева, Ельцин никогда не был лидером мирового уровня — никогда. Но Горбачев, тем не менее, был (по самой природе своей) временщик, а Ельцин… был царь.

— Судя по проекту, который официально внесла Россия на Госсовет, ты не согласен на конфедерацию государств…

— Где конфедерация, там и федерация, — отмахнулся Ельцин. — Не пойдет.

— А что, что пойдет? — напрягся Горбачев. — Ради бога, назовем — конфедеративное демократическое государство… — жалко, что ли? В скобках — бывш. СССР. И Президент пусть избирается всем народом, Ельцин — так Ельцин, Горбачев — так Горбачев…

— Президент Ельцин уже, понимашь, Президент, — тяжело сказал Ельцин. — Ему — не надо. Эт-тому… Президенту. А если вы тоже остаетесь, так это уже не власть, а двоепапие… какое-то… — чувствуете разницу?

— Как ты сказал?.. — не расслышал Горбачев.

— А в истории было, — Ельцин опять тяжело вздохнул. — Когда-то… давным-давно Ватикан раскололся, один папа сидел у них в Авиньоне, в летнем дворце, понимашь, другой в Риме. Но он — ненадолго раскалывался. Я имею в виду Ватикан…

Ельцин поднял указательный палец.

Они глядели друг на друга, и каждый думал о том, как это мерзко — глядеть друг на друга.

— Мы как два магнита, Борис… Николаевич, — начал Горбачев. — Других, значит, притягиваем к себе… всю страну пополам разлупили, а соединиться не умеем, отталкивание идет, сплошное отталкивание…

— Не надо переживать, это я… советую… — Ельцин опять поднял указательный палец и закусил нижнюю губу. — Армию — России, КГБ — России, и не будет, значит, как два магнита… У России ж сейчас даже таможни нет!

— Ну тогда, я скажу, у центра ничего не остается…

— А центр будете вы… с Раисой Максимовной, — усмехнулся Ельцин.

Тишина… Такая тишина бывает только в кремлевских кабинетах.

— Я ведь все вижу, — тихо сказал Горбачев. — Президент страны нужен в России только для Запада, я ж не нужен стал в России для России, ситуация неординарная, значит и действовать нужно не рутинным способом, а с учетом уникальности момента. А Западу, — Горбачев встал и прошелся по кабинету, — Западу надо, чтобы политика России была бы предсказуемой. Только Борис Ельцин непредсказуем, у него ж семь пятниц на неделе… то есть итожим: ты управляешь Россией, пожалуйста, я ж не претендую, а у Горбачева пусть будут общие функции… как у английской королевы… Но немного шире: единые Вооруженные силы, МВД, согласованная внешняя политика, единая финансовая система, общий рынок, пограничники и т. д. Это — мне. Все остальное — тебе. И это, сам видишь, нормально, я и не к такому повороту готов, со мной, между прочим, можно и нужно разговаривать — давайте!

«А шта он ходит, — подумал Ельцин, — это ж, все-таки, мой кабинет!»

Горбачев отодвинул штору и посмотрел в окно.

— У меня ж все нормально с головой, — заключил он.

— Сядьте, пожалуйста, — сказал Ельцин. — А то рябит.

Горбачев присел на подоконник.

— Никаких королев, — твердо сказал Ельцин. — Какие еще королевы? Сейчас — общее соглашение, потом — досрочные президентские выборы. Вы нам надоели, Михаил Сергеевич!

Ельцин округлил глаза и опять закусил нижнюю губу.