Книга Москва-bad. Записки столичного дауншифтера - Алексей Шепелёв

Пол мощён уложенными на ребро («в ёлку») кирпичами (тут, утверждают, самый исконный, 16 века) – никогда бы не подумал, что и его будешь через зимние ботинки чувствовать. Дотронулся до стены, до кованой решётки – лёд! Выглянул в «коридор» и обомлел: в тусклом свете старого фонарика расписанные причудливыми узорами стенки уходящего во мрак лабиринта сказочно поблёскивают – морозными искрами! Ногтями с них сдирается снеговой налёт. Тут, в тёмной таинственной галерее, проморожено всё насквозь! Как будто века прошли…

Странно и страшно подумать: эти стены и своды помнят самого Грозного! Высокий, чуть ссутуленный, в длинной парче (а под ней, говорили, власяница) – он мог тут пройти, сопровождаемый чёрной, то будто бы крадущейся, то наоборот неотвратимо наползающей, как предгрозовая туча, своей тенью…

Мысли и образы так и мелькают, но какие-то судорожные, друг на друга нагромождённые, будто на лету примороженные…

Возвращаюсь в главную церковь, приплясываю… Непривычно длинные стены-своды, с росписью, правда, какой-то крайне неказистой – точь-в-точь такие же, как будто два десятка лет назад намалевал их у нас в Сосновке нетрезвой, но наученной в училище рукой Коля-художник – прижившийся было скиталец, раскушавший местный самогон и оценивший грубую простоту нравов и вкусов, расписавший все заведенья в одном стиле – «под дерево» да «с лозой». То же гастарбайторы, что ли? Лианы какие-то…

Восстановлена, мне потом пояснили, и якобы «модная в то время роспись под кирпич» (сомневаюсь я, что в 16 столетьи такой ерундой додумались маяться – это больше подстать нашему). Впоследствии ещё слышал, что собор поначалу был белокаменный (хотя подклет, согласно тем же учёным, явно кирпичный), и его веке в 17 расписали под кирпич (с внешней стороны уже через век – опять как-то странно!), тогда же появились и знаменитые шипы и завитки на куполах (это вполне может быть) – из-за этого ансамбль, верно, и немного утолщился визуально.

Зато когда голову запрокидываешь вверх, аж сердце замирает – такая вышина и красота!

В самой этой вышине башни видно какое-то шевеление от ветра, оттуда, если присмотреться, сеются меленькие снежиночки… До меня им лететь 60 метров!.. – экскурсоводы потом передавали, что купола раньше было видно как только к Москве подъезжаешь… По белым стенам шатрового купола, хоть и высоко, но хорошо различимы под как бы соединяющимися в центре столпами света из длинных окон два кольца славянских букв – открытая советскими реставраторами храмозданная летопись с «выходными данными» необыкновенного собора – кажется, что маленькие буковки, а на самом деле они, наверное, в метр величиной каждая!..

Если подклет – это основание, на котором стоит храм, а внутри него было нечто подвально-хозяйственное (в толстенных стенах богатеи хранили своё добро, дабы от пожаров не сгорело), то здесь – уже собственно сакральное помещение, более того, самое центральное и главное…

Совсем недавно (мне тоже поспешили сообщить), 12 июля, в честь 450-летия освящения собора здесь совершил литургию сам патриарх. Вот здесь примерно, где я сейчас стою, и современные иерархи служили, и как бы сослужащие им, молились и древние патриархи (во всяком случае, на престольный праздник Покрова), а также бессчётное, наверное, количество раз священнодействовали многочисленные архиереи и священники…

Кто здесь, наверное, только не бывал! И из духовных, и из светских. Мог ли тут быть блаженный Василий? (И о том и о другом у экскурсоводов ни слова!) Впрочем, в известном смысле он и сейчас тут…

Вот мне где довелось – и даровано – работать! Не офис какой-то отстойбищный, вонючий! Холодно – ладно, отогреемся, лишь б-бы по-б-быстрей!..

Из центра сверху паникадило свисает на длиннющем тросе – огромная люстра с обычными уже лампочками – как бы не пришибла меня, а то дохвалишься, примеряясь к местам патриархов!..

У иконостаса лампады на длинных цепях, в них тоже современные вытянутые лампочки, притаённые до слабого мерцающего накала, весьма напоминающего издалека крохотное пламя, только не как от свечей, а красноватое. (Потом узнал, что в обязанность входит включать и выключать всё это – и хоть выполняешь это несколькими щелчками выключателей, ощущения совсем не похожие на обычное включение света в комнате.) По цепями и по стенам, сильно перешибая впечатление, тут и там вьётся малоэстетичная, грубо сработанная проводка (этой небрежности я в любом музее и даже в любом луна-парке никогда не понимал: це ж не коровник!) – она, видимо, была здесь и много десятков лет назад, а теперь, во времена суперхайтека, и подавно выпростана на всеобщее обозрение незадачливыми туземными электриками…

В дальнем конце зала – по диагонали от укутанного стульчака смотрителя – большая, в рост человека, установленная без оклада и защитного стекла, как бы прямо на полу в углу, икона, напоминающая картину: «Чудо спасения на море». Плыли по Каспийскому морю иноземные купцы, разыгралась страшная буря, спасения уж не чаяли… Один оказался христианином и стал молиться. Вдруг по воде, будто Христос, пришёл старец и усмирил бушующую стихию, всех спас. Всё как во сне было. В Москве же потом оказалось, что вот он тот «муж наг» – сидящий на паперти босой и оборванный, какой-то странный нищий – блаженный Василий…

Здесь уж и мне ничего не оставалось, как молиться перед этой иконой (я до неё или перед ней и расхаживал)!.. И я, как мог, молился…

Искупление было даровано. И я не иронизирую: задубел я не на шутку, ещё, казалось бы, пять минут, и взвоешь. Наташа пришла на пару минут раньше! Я выскочил на улицу – греться! Бьют куранты, на улице минус девятнадцать – каким Ташкентом они мне показались! Торговать газетами у метро – хе-хе, я-то думал!..

Но рано радовался. В каморке за двадцать минут быстро попить чай (вот блаженство!), сбегать в туалет и покурить (об этом отдельно), и тут же назад – опять туда же!

Я-то почему-то решил, что посты меняются в течение дня: час там, час здесь, так было бы логичнее и справедливее. Но у женуправления, понятно, свои законы…

Прошло пять минут, и я понял, что четыре срока по час десять не выдержу. Прошло десять минут… Начал малодушничать, что пора такую работу бросать. Выдержать бы сегодняшний день, хотя бы это дежурство!.. – а уж потом… Но нельзя ведь малодушничать… Попытался вдохновиться строгими ликами, стал представлять, как раньше тут люди служили, молились – помещение наверняка не отапливалось…

Но пришла экскурсоводша с небольшой группой и рассеяла мои мечтанья. По её словам, даже во времена Ивана Грозного в зимнее время тут не служили, только на Покров и, может быть, на Рождество, потому как – холодно!

Иконостас этот более поздний (это уж я понял по витым украшениям и т. д.), перенесён сюда, как всем то и дело сообщают, из Черниговского собора, который был в Кремле и разобран в конце 18 века (более корректно, наверное, его всё же назвать Собор Черниговских чудотворцев – не путать с действующей церковью того же названия). «Зато в нём есть две древних иконы» – какие, не уточняется…

Я, уж видно, внимательно всё слушал. Впоследствии, естественно, выучил наизусть все их пассажи. Вообще я решил не прививать себе желания и возможности изучать собор по книгам и Интернету, и так каждый день находясь в нём самом. Надо на шкурке испытать, своими глазами увидеть, своими руками пошкрябать: по электронным путеводителям что-то познавать – не наш метод. Хотя и тут находились такие (в основном детишки), кто сразу подлетал к автомату – как будто там выдавали горячий чай иль кофе! – и никакими «Смотри, сынок, шлемы!» их от них не отлепить!