Книга Москва-bad. Записки столичного дауншифтера - Алексей Шепелёв

Увидев дрыгающегося и стучащего зубами меня, одетого в тонкую курчонку и кожаные ботинки, экскурсоводша посоветовала укрыться одеялом, укутав радиаторы, и вообще одеваться на работу в какую-нибудь шубу, на двое штанов и носков, варежки и т. д. Сказала, что тут воздух более сырой (или сухой? – не помню), температура почти не спадает (в смысле, не повышается), переносить это очень тяжело, можно враз простыть до нехорошего, такие случаи были.

Про штаны и носки я уж сам сто раз подумал, а вот отсылка к одеялу и радиаторам меня даже возмутила (благо про себя): не могу же я, как прочие дамы, посиживать, укутавшись, как негодная дочка из сказки про Морозко, да ещё придвинув вплотную и накрыв радиаторы, да в варежках!

И я-то тут ещё первый день!.. Надо всё же отдать должное работающим здесь хрупким девушкам. Причём меня взяли, прямо сказать, для облегчения их участи.

Глава 5. Миротворческий контингент

Понемногу потекли трудовые будни.

Опять бегу по брусчатке, в утренних декорациях Красной площади… Скитаясь по вакансиям, я уж взял за правило выходить впритык и везде опаздывать, а здесь никак нельзя: всё же первые дни! Про утренние запруды в метро и две пересадки я вспоминал уже поздно, и потом летел на всех парусах – и тут уже каждая мелочь то крала драгоценную минуту, то наоборот дарила… Но чаще крала. Большинство людей привыкли к некоей неизменности своего пути на работу – этому же шаблону поддался и я.

Выходишь с «Охотного ряда», на ходу закуриваешь, одновременно выслушивая навязчивые объявления об экскурсиях по столице и чуть более интеллигентно оглашаемый репертуар Большого и других театров, и обегаешь некое здание ГИМа (я что называется не сразу въехал в это сокращение: кому «им»? кому him?), и тут тебе просто выставляют на пути какие-то заграждения от ремонта или ментовской автобус – лишних две минуты. Но самое неожиданное и паршивое, когда Воскресенские ворота (у музея) закрыты – опущена решётка и привет, на площадь не попасть! (Это чудотворцу Василию Блаженному могли врата открыться сами!) Тогда приходится возвращаться и обегать дворами (это десять минут как отдать); но и обежав все закоулки и выскочив к площади от угла ГУМа, натыкаешься на кордон милиции и/или ОМОНа, смотрящего неприветливо. «Я на работу в Собор», – как можно заштатнее козыряя и показывая пропуск – картонку какую-то! – с надписью «ГИМ», уже заносишь ногу пролезть в дырку между железячными заграждениями, похожими на остов раскладушки…

Не тут-то было!

– Музей, – грубо сообщают, – вот!

– Я знаю, – отвечаешь, – что это музей, – мне в Собор надо.

– У вас, – отвечают, – «ГИМ» написано, а не «Собор»!

Начинаешь объяснять и доказывать, что Собор – это филиал ГИМа, а время-то уже…

Плюёшь и устремляешься через ГУМ – чрез его крутящиеся двери и гламурно-вертепные внутренности – ну, думаешь, всех перехитрю…

Несёшься, развлекаясь речёвкой: из ГИМа в ГИМ, да через ГУМ!.. А обегая иностранцев: и гам и Джим со всех сторон!..

Вылетаешь весь в поту, будто ото сна внезапно пробуждаешься и… тут, в низине, такой же пост на углу, те же «раскладушки», те же вопросы.

В другие разы я уже пытался высмотреть с высоты от угла ГУМа, есть ли заграждения внизу, у ограды Собора. Если нет, то нёсся за ГУМом по улице, самим им гребуя.

Во время народных празднеств или предполагаемых народных же волнений оцепление может быть ещё более жёстким, в других местах, а в каждой подворотне стоит по ПАЗику или даже более современному автобусу с ОМОНом.

Если с «Площади революции», и начинаешь нестись по Никольской, то тоже теряешь все нервы: народищу тут в любое время полно, причём не только тоже несущегося не взирая на лица, но всякого праздношатающегося (со всех концов Руси юные зеваки), мешающего проходу… а тротуар при всём при этом до полной несуразности сужен: двоим-то не разойтись! Плюс неубранный – в центре столицы, наведён, что ль, порядок с арбайтерами?! – наледь, сосульки, лужи, мусор…

Пельменная, суши-роллы… – только мечтается, так ни разу в них и не довелось!..

Если повезло, вылетаешь, перекрестившись на надвратную икону или на Казанский собор, на площадь… Церковка эта, честно говоря, очень радует – хоть за что-то спасибо Лужкову! Сто раз делаешь себе замечание, но потребность закурить (волнуешься и т. д.) пересиливает. Площадь, изгибаясь блестящей чешуйчато-чёрной брусчаткой, упирается в собор Покрова на Рву. Прямо над ним или правее, у Спасской башни, горит или тускнеет морозное зимнее солнце. Небо всегда свинцовое, иногда вдалеке висят пористые низкие полосы – то ли смога, то ли облаков, то ли всё вместе. На этом заднике не голубой и розовый, хоть и самые зимние, превалируют, а серо-желтоватый. И главное – почти всегда за Собором зловеще дыбятся огромные тяжёлые клубы дыма из какой-то ТЭЦ.

Короче, та ещё картинка… как и везде почти в России, зубы нужно сжать, закусив свинцовые удила, и стрелки на чёрном циферблате неумолимо движутся… внезапно оживают куранты… Но Собор-то над всем этим сияет – иного слова не подберёшь!

Небесный град Иерусалим (по замыслу создателей), какая-то его крошечная частичка, как та слетевшая с небес снежинка, а для нас – будто прилетевший огромный инопланетный корабль, севший на площадку в центре страны, где вокруг мороз, камень, гололёд, свинцовое небо и оловянное солнце…

Если не успел в урну, выстреливаешь напротив Мавзолея (и лучше, наверное, в его сторону) до фильтра дотянутый бычок… Летишь, спотыкаясь, по скользким неровным каменьям, лавируя, если таковые наличествуют, между туристами…

Не пример для подражания. Я и сам бегу и думаю: вот кто-нибудь из соработников или ещё кого увидит меня со стороны – несётся иноходью (несолидно, батенька), курит на ходу и бросает бычки, на глазах очки (это уже потом), в плеере орёт Ministry(для подзарядки!), брови сдвинуты, скулы напряжены, губы жёстко-ритмично шепчут: «Burning inside, burning inside!..» (Потом, кстати говоря, несколько раз видели – площадь-то одна…) Но ближе к ограде я останавливаюсь и быстро переоблачаюсь, словно меняю маски.

Эх, надо было ментов с министерским запевом хоть разок встретить – а то им слишком скучно, мнутся тут: работка вроде не лоховская, почти что в Кремле, а кругом – лохи… Не раз подтверждается правило: если ты к ним на «вы», то они к тебе на «ты»… Знакомиться я с ними не стал, из-за чего некоторые особо дотошные в десятый и в двадцатый раз подолгу всматривались и вчитывались в уже зажатый в руке наготове – экономия времени! – пропуск.

Влетаешь, взмыленный, в Собор, и даже не понимаешь, что сразу пред тобой, в каких-то трёх метрах от входа, находится одна из самых почитаемых московских, а может, и общерусских даже, святынь – «святоцелительный гроб» с мощами св. Василия Блаженного…

Но конечно, и тут не всё так радужно. Отмечу сразу, что поклониться мощам приходит народу немного, да и нечасто. Здесь их величают старинным словом «паломники» (что в устах соратников-привратников звучит, мне показалось, почти как «прокажённые» или «нашествие саранчи»): то и дело открывай им красную верёвку, отгораживающую и так запрятанный в плексиглас высокий гроб под красивой сенью, наблюдай, как бухаются на колени на чугун (полы «коридора» покрыты фигурными чугунными плитами – видимо, как и металлическая рака, образца 1900-х годов), кланяются и целуют, следи, чтобы отсюда они без билета не просочились дальше – вокруг раки даже павильончик такой устроен из стекла с двумя дверями, чтоб билет можно было спросить! (Впоследствии я частенько использовался для этой нелюбимой всеми работёнки, и не разу не видел, чтобы кто-то пытался прошмыгнуть: за то, что я поднял идиотскую верёвку, каждый говорил «Спасибо» или «Храни вас Господь», а я, довольный (словами, а не властью шлагбаумщика), улыбался и кивал головой, вот и всё. Да и что им там смотреть – копейки ваши, клочки одежды и волос, пуговицы и расчёски?! Хотя, конечно, там есть и ещё кое-что, полезное и для верующих…) Многие уже отмечали, что к раскрученным святыням народ так и прёт, когда как в той же Москве, например, чуть не в каждом храме есть и мощи святых, и их частицы, и т. п.