Книга Мы - на острове Сальткрока - Астрид Линдгрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я выйду на минутку, — сказала Стина, отворив тяжелую дверь, которая пронзительно заскрипела на своих заржавленных петлях.
И она куда-то исчезла.
Если Стине в сарае было не по себе, то Пелле, наоборот, испытывал удовольствие и чувствовал себя как дома.
— Вот бы самому здесь пожить, — сказал он, окинув взглядом старый хлам, брошенный последним владельцем в сарае. Там валялись драные рыбачьи сети и прохудившийся садок для рыбы, почерневшие от времени, несколько чучел для охоты на птиц, ломы, черпаки, весла и деревянные корыта, заржавелый якорь и допотопные финские сани с деревянными полозьями, а в дальнем углу стояла старинная люлька, с вырезанным на стенке именем и датой. Пелле прочитал по складам надпись: «Малышка Анна». А даты он не разобрал.
— Верно, много лет прошло с тех пор, как малышка Анна лежала в этой люльке, — сказал он.
— А где сейчас малышка Анна, как ты думаешь? — спросила Стина.
Пелле задумался. Он долго стоял, уставившись на старую люльку, и думал о малышке Анне.
— Наверно, умерла, — тихо ответил он.
— Не-а, не хочу… это очень грустно, — сказала Чёрвен. — Ох-хо-хо-хо, — вздохнула она и запела: Мир — это остров слез и печали, Не успел свой век прожить, Тут и смерть пришла. Поминай, как звали!
Распахнув дверь, Пелле ринулся на солнце. Чёрвен поспешила за ним, торопливо попрощавшись с Музесом и торжественно пообещав каждый день навещать его и приносить салаку.
В лучах послеполуденного солнца безмолвно дремал Мертвый залив. Пелле глубоко вздохнул. А потом словно бес в него вселился. Испуская дикие вопли, он кинулся бежать. Он носился из сарая в сарай, от одной крытой пристани к другой, будто за ним гнались; он прыгал по прогнившим мосткам причалов и трухлявым бревнам, так что Чёрвен даже перепугалась. Но и она не отставала от него, скача сломя голову по шатким половицам в полусумраке крытых пристаней, где тускло поблескивала, плескаясь о сваи, черная вода. Пелле скакал словно одержимый, не произнося ни слова. Чёрвен тоже молчала, потому что ей было страшно, но она по-прежнему не задумываясь следовала за ним.
Потом, совсем запыхавшись, они уселись на мостках, залитых солнцем, и Пелле спросил:
— А где Стина?
Тут они вспомнили, что уже давно ее не видели, и закричали хором:
— Стина!
Никакого ответа. Тогда они принялись ее искать; они искали и кричали, а эхо разносило их голоса над Мертвым заливом и медленно замирало вдали. И снова наступала жуткая тишина.
У Пелле побелел нос. Что случилось со Стиной?
А что, если она свалилась с какого-нибудь причала?.. Или утонула? Малышка Стина и малышка Анна… Все ведь смертны, это он знал.
— И почему я не взяла с собой Боцмана?! — со слезами на глазах сказала Чёрвен.
Они стояли, терзаясь болью и страхом, как вдруг услыхали голос Стины:
— Угадайте, где я?
Им не пришлось долго гадать. Они увидели ее. Она сидела в «вороньем гнезде»[11]на мачте старой шхуны. Как ей удалось забраться туда? Чёрвен страшно разозлилась и, со злостью вытирая слезы, закричала:
— Несчастный ребенок! Что ты там делаешь наверху?
— Никак не слезть, — жалобно пропищала Стина.
— Ты за этим, что ли, карабкалась наверх? — спросил Пелле.
— Нет, посмотреть вокруг, — ответила Стина.
— Ну, и смотри теперь, — разозлилась Чёрвен.
Что за ребенок! Лазает по мачтам и любуется морем. А они-то думали, что она давно лежит на дне морском. Здорово, конечно, что она не утонула, но не мешает ее проучить.
— Ты что, не слыхала, как мы кричали? — сердито спросила Чёрвен.
Стине стало совестно. Ясное дело, она слыхала, но уж больно забавно было смотреть, как они ее искали и не могли найти. Стина просто-напросто играла в прятки, хотя ни Пелле, ни Чёрвен об этом не знали. Но теперь она поняла: веселью настал конец!
— Мне никак не слезть! — закричала она. Чёрвен угрюмо кивнула.
— Да?! Ну, и сиди там. Когда принесем салаку Музесу, привяжем несколько рыбешек на удочку и протянем тебе.
Стина заплакала.
— Не надо мне вашей салаки, хочу вниз, а мне никак.
Над Стиной сжалился Пелле, хотя ему пришлось нелегко. Влезть на верхушку мачты оказалось для него пустяковым делом, но, взобравшись туда, он понял, что Стина не шутила: «Хочу вниз, а никак». Спуститься вниз было почти что сверх Пеллиных сил. Но, крепко обхватив Стину за талию и зажмурившись, он все же стал потихоньку спускаться вместе с ней, торжественно клянясь никогда не забираться выше кухонного стола.
Стоило Стине снова очутиться на причале, как она, по своему обыкновению, весело затараторила.
— Ну и вид оттуда сверху! — как ни в чем не бывало сказала она Чёрвен.
Вместо ответа Чёрвен смерила ее уничтожающим взглядом, а Пелле сказал:
— Пошли скорее домой, скоро шесть.
— Не-е, не может быть, — возразила Стина. — Я обещала дедушке быть дома в четыре часа, а я еще не дома.
— Пеняй на себя! — сказала Чёрвен.
— Хотя вряд ли дедушка заметит: подумаешь, два часа больше или меньше, — в утешение себе сказала Стина.
Но она ошиблась. Сёдерман был как раз на овечьем выгоне. Он поил своих бяшек свежей водой из корытца и, увидев семенящую мелкими шажками Стину, спросил:
— Ну и ну! Ты что это делала целый день?
— Ничего особенного, — ответила Стина.
Сёдерман был совсем не строгий. Он только покачал головой.
— Сдается мне, у тебя хватило времени ничего не делать. Когда Чёрвен подошла к дому, она увидела у пристани своего отца и помчалась к нему со всех ног.
— Никак, моя Чёрвен пожаловала наконец-то, — сказал Ниссе. — Что же ты делала целый день?
— Ничего особенного, — ответила Чёрвен, точь-в-точь как Стина. Точно такой же ответ получила и Малин от Пелле. Он вошел в кухню, когда вся семья уже сидела за обеденным столом.
— Не-а, ничего особенного я не делал, — сказал Пелле. И он не кривил душой.
В семь лет часто подвергаешься опасностям. В таинственной и буйной стране детства часто ходишь на краю опасной пропасти и думаешь, что в этом нет «ничего особенного».
Увидев на столе жареную рыбу со шпинатом, Пелле нахмурился.
— Не хочется что-то есть! — сказал он.
Но Юхан предостерегающе поднял указательный палец.
— Только не поешь! Мы тут все друг за дружку! Ведь обед готовил сам папа. А Малин сидела и болтала со своим новым шейхом.