Книга Гостья из прошлого - Алексей Борисов

обнимку с чемоданом. Он смотрел в пространство перед собой и не реагировал ни на кого. «Ничего, ничего, — думал Мухин. — Генералом? Нет, Беляков, погоди. Я дослужусь. Я сам охраняемым лицом стану, будешь ты за мной чемодан таскать».

Без Москвы

Старшой докурил сигарету до самого фильтра. Постоял, сплюнул и закинул бычок в ржавую бочку с лужицей на дне. Из нее хозяева раньше поливали огород, а потом сбежали куда-то, бросив движимое и недвижимое имущество. Во время срочной службы и потом, на гражданке в Ростове-на-Дону, он не имел этой вредной привычки. Наоборот, занимался спортом, получил разряд по вольной борьбе. С мужиками на заводе выпивал по маленькой, но только в праздники. Жены друзей ставили его в пример мужьям.

— Отдохнули, расслабились, — с чувством сказал Старшой.

Ротный поставил задачу, которая была ему не по нутру. К разведке она имела отдаленное отношение, зато подразумевала особую ответственность. Слово «особый» в названии отдельного мотострелкового батальона никогда не обещало легкой жизни. Но, в самом деле, лучше бы речь пошла о взятии очередного «языка». А здесь — глаза к потолку, наивысшая степень секретности, операция на контроле у командующего…

В некогда жилой комнате, приспособленной под канцелярию, где состоялась постановка задачи, присутствовал человек с самого верха. Его фамилия, названная скороговоркой, наверняка была липовой, как, возможно, и звание. Полковник или подполковник — не один ли, собственно, хрен? Старшой видывал таких и в мирной, и в боевой обстановке. От последней они, как правило, технично уклонялись. Этот — рыжий, лупоглазый, с редкими бровями — небось таращился на свое начальство, будто хотел вылизать ему сапоги. Перед ними же он принял важный вид и вещал, как сам глава республики.

— Мы не имеем права на ошибку, — многозначительно объявил приезжий деятель.

Можно подумать, лично ему в хорошей кожаной портупее и наглаженной полевой форме с погонами и белоснежным подворотничком предстояло волочиться по бездорожью через буферную зону, рискуя наступить на мину или нарваться на автоматную очередь. С тех пор, как его произвели в лейтенанты, Старшой ни разу не надевал ничего подобного. В роте носили то, что было удобно и практично. Сейчас, например, на Старшом были видавшие виды просторные камуфляжные штаны с накладными карманами, куртка из того же комплекта и под ней серая неуставная футболка. Кое-кто из сослуживцев предпочитал, расстегнув пошире ворот, щегольнуть настоящей тельняшкой, но он не любил напрасного форса. На местности, как известно, лучше не выделяться.

Произнеся напутственное слово, рыжий опустил очи долу и, кажется, впервые узрел кроссовки на ногах Старшого. Взвод разжился дефицитной обувкой за неделю до перемирия благодаря гуманитарному конвою ООН — точнее, благодаря тому что хвост автоколонны из Тамбова накрыла чья-то артиллерия. Кто отработал по нему, было уже не разобрать. Водитель тяжелого немецкого грузовика явно не нуждался в медицинской помощи. Его изрешеченная кабина изнутри вся была забрызгана кровью. Сопровождающий сотрудник в голубой каске и бесполезном бронежилете скорчился лицом вниз у подножки. Поэтому вещи и продукты забирали из кузова без стеснения — сколько удалось впихнуть в БТРы.

— Уверен, что вы меня поняли, — добавил к своей речи то ли полковник, то ли подполковник.

Идя, как обычно, чуть вразвалочку по главной улице, Старшой прикидывал, кого взять с собой. Батальон перебрасывали с одного направления на другое, и об отводе в тыл приходилось только мечтать. Так что прекращение огня, пусть даже временное, все восприняли как манну небесную. В брошенном селе расположились с комфортом. Конечно, тут еще до них как следует пошарили мародеры, но всё равно остались крыши над головами и какая-никакая мебель. Действительно, отдыхать бы да отдыхать, радуясь последним денькам золотой осени. Не судьба…

После стрижки Харя был в превосходном настроении. Земляк из-под Новгорода, виртуозно владевший ножницами и опасной бритвой, постарался на славу. По бокам и на затылке он снял ровно столько волос, сколько заказывал клиент, подровнял виски, а спереди оставил коротенькую, почти символическую светлую челку. Колдуя над внешностью сержанта, неформальный ротный цирюльник вполголоса мурлыкал что-то вроде: «Тихо сам с собою я веду беседу». Харе захотелось после слов «сам с собою» ввернуть «левою рукою», однако он сдержался. Решил не обижать человека понапрасну.

Душу сержант отвел на круглолицем, с пухлыми губами, пулеметчике первого взвода по прозвищу Дуня. С этим беззлобным парнем из Вологды он, наверное, в сотый раз затеял игру в слова. Оба знали ее наизусть.

— Дунь, а, Дунь, — ласково позвал Харя.

— А? — откликнулся рядовой, без спешки прочищая шомполом ствол своего «Дегтярева».

— Хуй на.

Повисла пауза.

— Дунь, — снова позвал Харя.

Тишина.

— Дунь?

То же самое в ответ.

— Молчишь — в пизде торчишь, — торжествующе подытожил старший по званию.

Интеллектуальную забаву прервал взводный. Он распахнул калитку и без церемоний вошел во двор.

— Валяемся?

Харя, который успел прилечь на лавку возле крыльца, подсунув свернутый бушлат под голову, мигом вскочил.

— Беседуем с личным составом, — пошутил он.

Но хмурое лицо Старшого к шуткам-прибауткам не располагало.

— Давай за мной, — скомандовал лейтенант.

Что-то произошло, и кто-нибудь другой уже спросил бы, что именно. Впрочем, Харя не привык отягощать мозг лишними вопросами. За пять с гаком лет, проведенных в армии, он твердо усвоил: любую информацию командиры доводят до подчиненных, когда считают нужным. Начальство платило ему взаимностью. Оценив по достоинству Харину исполнительность и дисциплинированность, оно в конце второго года предложило ему остаться на сверхсрочную службу. Харя, уже имевший одну лычку, отказался. В планах у него значились женитьба и вполне уважаемая работа мастером по ремонту телевизоров.

Эти планы загремели под откос, как и у миллионов советских людей, весной девяносто пятого. Политикой Харя отродясь не интересовался и в то, что плел замполит, ни разу не вслушивался. Содержимое тетрадок он прилежно переписывал у бойцов младшего призыва. Когда всё накрылось, бравый ефрейтор завершал оформление шикарного дембельского альбома, куда уже вклеил вырезанный тайком из «Красной звезды» приказ министра обороны СССР. Парадная форма с аксельбантами ждала своего часа в каптерке. Из дома писали, что ждут, и сыграть свадьбу с приглашением всей многочисленной родни Харя собирался в августе.

— Тревога опять, что ли? — всё-таки изменил он своему правилу, шагая за взводным.

Старшой повел борцовским плечом.

— Потерпи.

Харя тихонечко вздохнул. Интонация взводного тоже не обещала приятного сюрприза.

Вопреки обыкновению, он запомнил даже число, когда их, не дав доспать, подняли с коек. Было это в половине шестого утра двадцать восьмого апреля. На плацу объявили, что полку предстоит выдвинуться на вокзал для погрузки в эшелоны. Пункт назначения — Москва.