Книга Чужак - Симона Вилар

Днепр сине блестел на солнце, берега менялись. Миновали уже крепкие срубы-грады полянской земли: Воин, Канев, Заруб, Чучин[77]— все с вышками да теремами, окруженные богатыми селищами.

— Не иначе как к ночи в Киев прибудем, — сказал как-то Межамир, присвистнул весело, налегая на рулевое весло.

Карина сидела на тюках, на хитрое подмигивание смоленца не отвечала. Когда тот попросил водицы подать, лишь бровью чуть повела. Он только крякнул под тихое посмеивание гребцов.

Торир ничего не заметил, смотрел узнавал берега. Вон за теми склоненными к воде деревьями, кажется, некогда было селище почитателей Водяного. Так и есть — варяг даже усмехнулся, завидев его на прежнем месте, — все избы на сваях над водой Лодки-доябленки к настилам деревянным привязаны; А перед селением, как и некогда, выступает из воды огромный валун, на нем с незапамятных времен были выбиты знаки — благословение хозяина вод днепровских. Говаривали, что еще живы старожилы-волхвы, которые помнят, как Водяной сам выкатил валун на это место. Торир даже вспомнил, как мальчишкой подплывал к валуну на долбленке, разглядывал странные знаки рун на его серой поверхности. И догадался, что они почти у впадающей в Днепр Стугны. А на Стугне когда-то стоял Витхольм…

— К Витичеву подплываем! — весело крикнул кто-то на ладье. К Витичеву? Так вот как поляне переименовали старую крепость варягов!

Он осмотрелся. Да, отстроился Витхольм, ныне Витичев. За кудрявыми склонами на холме высились мощные ряды частоколов, деревянные срубы, а выше всех взметнулась высокая бревенчатая вышка с дозорными. С нее Днепр и окрестности далеко видны. Ранее варяги до этого не додумались. Может, это и сгубило их…

Но не только высокая вышка отличала новую крепость. Это уже была не уединенная крепость воинов; ныне крытые соломой крыши строений спускались до самой воды, а у устья Стугны шумела обширная гавань. Здесь собирались суда тех, кто готовился к плаванию на юг, и сейчас там даже берега не было видно из-за рядов ладей-насад, длинных драккаров, быстрых осмоленных расшив. Людно, шумно, весело. С берега окликали плывущих, зазывали причалить, поделиться новостями. Но Межамир решил плыть дальше. Киев-град вон он — рукой подать. А такого торга, как в Киеве, по всему Днепру нет. Так что нечего вечер терять. А успеют смоленцы устроиться сегодня в Киеве, уже завтра будут окружены заказчиками-покупателями.

Торир слышал каждое его слово. Вот он и вернулся в Киев. Почти вернулся. Пока же не мог отвести взгляд от Витичева наверху. Но не Витичев он видел, а алеющий перед его глазами совсем иной закат, и дым черный поднимался в небеса вместе с душами тех, кого он знал и любил…

В Киев прибыли затемно. Карина глядела во все глаза. Столько была наслышана о великом граде на Днепре. А увидела… Первое впечатление — огни, огни, огни. Огни горели вдоль реки, огни поднимались по склонам, а в вышине горели огни Горы, освещая мощные бревенчатые башни, ряды гигантских частоколов. Сколько же люду тут живет, сколько строений? Хорос-Солнышко уже давно почил, а люди словно и не спешат расходиться. Снуют на пристани, горят плошки на высоких шестах, освещая всю эту суету. Так вот каков он, стольный Киев!

Но Торир не дал толком оглядеться. Едва пристали смоленцы у пристани шумной Почайны[78], он тут же сошел, даже знака Карине не подал, но она так и побежала следом, боясь потерять его алый плащ в сутолоке. Даже с приветливыми корабелами не удалось проститься. Но в какой-то миг варяг замер. Карина заметила, на кого он глядит, даже ахнула, схватив его под руку.

— Торир!..

— Вижу.

От пристани как раз отъезжали несколько всадников, и один из них беловолосый, с повязкой на глазу, был тот Олаф, которого они видели в Копыси.

— Идем, не останавливайся, — потянул Карину Торир.

Они шли, пока не оказались среди строений нижнего града — Подола. Здесь уже было поспокойнее. Стояли окруженные заборами избы, долетали запахи стряпни, слышалось, как матери кличут загулявшихся ребятишек, закрывались ворота лавок Дворы здесь располагались привольно — кому где строиться понравилось, идти приходилось петляя, огибая то одно дворище, то другое. За крепкими заборами высились скаты крыш, нависали кроны садовых деревьев.

Торир шел быстро, Карина еле поспевала за ним. Попыталась, было заговорить, но словно с каменным. И обидно стало девушке. Вроде и ведет Торша с собой, но точно тварь бессловесную. Вот возьмет она сейчас, отстанет и пойдет искать терем певца Бояна. Но не ушла.

Наконец Торир свернул к реке и нашел то, что всегда искал, — капище Перуна. Не на своем месте было капище, прежде на Горе киевской располагалось. Но когда братья Аскольд с Диром обосновались в Киеве, они его в низину спустили, предоставив почетное нагорное место служителям Белеса и богу их торговому.

Торир постучал у ворот, сделав Карине знак ждать. Она и ждала. Долго ждала. Прохожие глазели на одиноко стоявшую девицу. Она отворачивалась. Знала ведь, что в градах одинокой девке не дело ходить, да еще в потемках. Любой за волочайку может принять, пристать, обидеть. Но Торир велел ждать, она и ждет. Град уже стихать начал, она проголодалась, да и извелась вся. Вскоре и сторожа разошлись по Подолу, стучали колотушками. Карина забилась под частокол, села, обхватив колени. Не хотелось, чтоб сторожа заметили да пристали с расспросами. Что скажет им? Вот, прибыла в Киев, словно бродяжка какая. Даже милый покинул.

В какой-то миг она будто задремала. Очнулась, когда что-то теплое, влажное коснулось лица. Карина так и подскочила. От нее в сторону шарахнулась собачонка. Но не ушла совсем. В проблесках света, идущего из-за ограды капища, было видно, как она, виляя хвостом и поскуливая, вновь стала приближаться. Карина протянула руку, и животинка прильнула к ней, стала ластиться. Девушка вдруг заплакала, ощутив себя подобной этой бездомной собаке. Ведь так же жалко льнула она к своему варягу, и так же, как она сейчас собачку, он порой пригревал и голубил ее. А ведь и спасал ее, и словно нежность в нем была, даже однажды женой назвал, позволив зародиться в душе надежде. Но одно Карине понять надо: неспроста вел ее с собой наворопник, какая-то нужда ему в ней. А какая?

Наконец ворота капища скрипнули. Первым вышел волхв в длинной одежде, за ним Торир. Огляделся, увидел поднявшуюся навстречу Карину с собачонкой на руках.

— Что это у тебя? Брось.

Она подчинилась, покорно двинувшись за ними. Жалко только было поскуливавшую сзади собачонку. Идущий рядом с Ториром волхв вывел их к самой воде, где у причалов покачивались привязанные челны. Когда они взошли на один из причалов, что-то лежавшее поперек настила зашевелилось, стало приподниматься. Даже Торир отпрянул от неожиданности. Однако волхв спокойно подошел, молвил что-то тихо. И это нечто отползло, неуклюже переваливаясь, освободило проход.