Книга Сибирские перекрестки - Валерий Туринов

Касьян сел на горбач, тесно прижался к Пирату и приготовился ждать темноты – по-звериному терпеливо и долго. Обрадовавшись временному отдыху, Пират свернулся калачиком и задремал.

Касьян сидел молча, но по напряженному выражению его лица было заметно, что он о чем-то сосредоточенно думал. Устав от неподвижной позы, он достал фляжку: сделал несколько глотков обжигающей жидкости, и в такт с ними судорожно задергался острый кадык на его грязной худой шее.

Пират открыл глаза и взглянул на хозяина. Необычность поведения его он заметил давно. Таким он не видел его никогда, не понимал он также, для чего зашли они так далеко в тайгу зимой и почему, притаившись, сидят под елью. Но эти мысли, туманно скользнув, исчезли, так как он во всем полагался на хозяина, привык подчиняться и, не раздумывая, следовал за ним. Суровая жизнь научила его молчать, подражая хозяину, а не заливаться пустым лаем, как делают обычно деревенские шавки, которых он всегда презирал, и только предупреждающе скалил зубы, когда они сворой, лая, кидались на него, боясь, однако, приблизиться вплотную. Неосторожную дворняжку обычно ожидал молниеносный бросок, молчаливый лязг зубов, и она, обезумев больше от страха, чем от боли, с визгом катилась от него, платя за свою глупость располосованной мордой.

И самого хозяина, и Пирата не любили, и не только собаки, но и люди, и не только в их родной деревне, но и в соседних. И было за что. Не один год они вдвоем обирали амбары, кладовые и зимовья у запасливых местных мужичков. Бывали случаи, им не везло, их ловили, и следовал жестокий самосуд…

Сидя под елью, Касьян изредка дремал, и тогда черты лица у него ненадолго смягчались, и становилось заметно, что он еще молод, однако в уголках рта и на впалых щеках уже обозначились глубокие старческие складки.

Касьян и Пират не заметили, как подкрались ранние зимние сумерки и тайгу окутало легким морозным туманом. Они выбрались из-под ели. Касьян встал на лыжи, закинул за спину горбач, подхватил на плечо двустволку и пошел вниз, забирая влево и сваливая в широкий распадок в верховьях ручья. Пират, стряхнув с себя снег, покрывший его тонким слоем, словно пыльцой, побежал вслед за хозяином.

Спустившись в распадок, они, петляя между завалами, двинулись в сторону Тагула.

Касьян вспомнил, что летом в этом распадке под ногами обычно хлюпала болотина, питающая ручей, который в этом месте был совсем слабеньким. По-настоящему он набирает силу далеко внизу. Там он с ревом несется между огромных валунов, ворочая камни и деревья после проливных дождей. В одном месте ручей ныряет глубоко под курумник и затихает, как зверь в засаде. Его не слышно и не видно. И только далеко внизу он снова выскакивает из-под курумника и бросается дальше вниз – навстречу Тагулу.

Где-то здесь проходит зимняя тропа охотника, идущая вдоль плашек[17], которые вереницей, одна за другой, тянутся цепью на десяток километров по всему угодью промысловика, образуя замкнутую фигуру в форме гигантского треугольника. В одном из его углов, в распадке, была срублена избушка-времянка, а в другом углу – на берегу Тагула – раскинулось добротное зимовье.

Касьян знал, что плашки приведут его и к времянке и к зимовью. И он двинулся в верховья ручья, рассчитывая, что, если охотника там не окажется, тогда он пойдет к зимовью.

Во времянке было пусто. Касьян осмотрел избушку и по едва заметным следам понял, что охотник, проверяя ловушки, был здесь дня три назад.

Словно прочитав его мысли, Пират одобрительно оскалился, гордясь его таежной выучкой.

Не задерживаясь больше нигде, они двинулись вниз к зимовью. Прошли десяток плашек, затем второй, третий, бесконечной вереницей потянулась вторая сотня… Казалось, им не будет конца. Наметанным взглядом Касьян осматривал пустые ловушки, и постепенно у него нарастала злоба на охотника, который, как будто в насмешку, оставил только в одной из них соболя. Как замордованный бык, он замотал головой, сжал зубы и быстро заскользил на лыжах вниз…

Наконец справа, внизу, в сумерках замаячил темным пятном высокий скалистый прижим Тагула.

Касьян пошел осторожнее, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Но вокруг все было тихо, как обычно бывает только в зимней тайге в ясную погоду, когда под ногами скрипит снег и с треском рвет напряженную тишину, гулко отдаваясь по туго натянутым нервам…

Касьян и Пират остановились у ручья, на другом берегу которого чернела остроконечная крыша избушки. На зимовье было темно и спокойно. Ничто не нарушало гармонию спящей природы.

Касьян достал фляжку – булькнула с острым запахом вонючая жидкость. Легонько покачиваясь взад-вперед, словно кто-то с одной стороны его подталкивал, а с другой придерживал, он постоял некоторое время, затем наклонился к Пирату, дохнул на него перегаром и за двое суток впервые произнес только два слова: «Пират, вперед!»

Пират брезгливо оскалился от неприятного запаха сивухи и повернулся к зимовью. Он понял приказ хозяина и, как всегда не раздумывая, с лаем кинулся по тропе к избушке через занесенный снегом ручей.

Касьян медленно двинулся за ним, на ходу снял с плеча двустволку, переломил, проверил жаканы, щелкнул затвором. Подойдя к зимовью, он огляделся.

У входа в избушку, под навесом, лежали дрова, валялись чурбаки и ошкуренные лесины, висели вздернутые под крышу торбы с продуктами.

Поднимая невообразимый шум, Пират с лаем носился вокруг избушки, будоража сонную тайгу.

Внутри зимовья послышалась возня, кряхтенье, что-то со стуком упало на пол.

– Хто там?.. Какого еще лихоимца носит? – послышался из избушки раздраженный и в то же время настороженный голос.

– Это я, Егорыч!.. Касьян!

– Касьян!.. Ты как здесь?! – послышалось в голосе охотника удивление. – Хм! А я-то слышу – Пират лает… Неужели, думаю, на старости ошибся. Чичас, погоди минутку!..

Стукнула щеколда, дверь зимовья распахнулась, из нее повалил теплый, спертый воздух. В темном проеме двери, на пороге, появилась фигура в подштанниках и белой нательной рубахе…

Пират с радостным лаем бросился к охотнику, но его опередил, заставив прижаться к земле, грохот выстрела, и яркое пламя ударило в белую фигуру…

– Касья-ан!.. Ты… што, ты што? – послышался сиплый голос охотника. – Сволочь… паскуда-а! – прохрипел он и медленно повалился на снег у двери избушки.

И Пират с недоумением увидел, как в руках его хозяина снова с грохотом полыхнуло пламя по белой фигуре, пытавшейся подняться с заваленного щепками, утрамбованного снега…

Грохот выстрела, отразившись от избушки, испуганно шарахнулся в тайгу, и над рекой погребальным колоколом зазвенела неестественная тишина.

Не понимая, что происходит, Пират отскочил в сторону и стал смотреть, как хозяин неспешно снял горбач, достал большой полиэтиленовый мешок и затолкал в него тело охотника. Так же неспешно он тщательно завязал его и волоком потащил вверх по ручью. Пират сунулся было за ним, но его остановил злобный окрик: