Книга Сибирские перекрестки - Валерий Туринов

– Куда! Назад!.. Пошел вон!..

Вернувшись через некоторое время, Касьян зашел в избушку, зажег керосиновую лампу и полез под топчан. Затем он заглянул под стол, сунулся по углам. Выскочив из избушки, он кинулся на чердак. Скатившись оттуда с воющим криком: «Су-ука-а! Сдал соболей!» – он, матерно ругаясь, заметался в тесном пространстве избушки, раскидывая вещи охотника… Но припадок бешенства быстро угас, и он опять припал к фляжке. Сжав зубы и раскачиваясь, словно успокаивая что-то ноющее внутри, он долго сидел, тупо уставившись в темный угол избушки, затем обмяк, плашмя завалился на топчан и затих.

На зимовье все погрузилось в безмолвие. На подоконнике окошечка еще долго коптила лампа, и далеко в тайге был виден ее слабый, призывно мерцающий в ночи огонек.

Очнувшись утром, Касьян ушел в тайгу проверять плашки. Пират нехотя поплелся за ним.

Обойдя весь треугольник, они вернулись в зимовье к вечеру следующего дня. Зло и надсадно матерясь, Касьян бросил в угол избушки двух мерзлых соболей, снова напился и уснул.

Прошла еще одна ночь.

Наутро, еще до рассвета, опять переворошив всю избушку внутри и на чердаке и не найдя ни одной соболиной шнурки, Касьян, не разделывая, сунул в горбач добытых соболей, кинул туда же патроны и барахло охотника, снял со стены его ружье. Взвалив на спину нагруженный горбач, он вышел из избушки, встал на лыжи и пошел на перевал. Пират покорно побежал за ним, понуро повесив голову.

Когда они поднялись на хребет, круто падающий прижимом к Тагулу, Пират оглянулся и посмотрел назад, на осиротевшее зимовье. И его собачье сердце заныло, неудержимо потянуло завыть тоскливым воем. Но, услышав равномерный скрип снега под тяжелыми шагами хозяина, он впервые испугался его за всю их долгую совместную жизнь и боязливо затрусил вслед за ним.

Медленно и печально падая, редкие снежинки постепенно заметали следы человека и собаки. Над рекой и тайгой снова стало тихо и спокойно, лишь изредка где-нибудь мелькнет белка или птица, и снова все погружается в неподвижное безмолвие.

* * *

– На Алдане он еще что-то натворил. Говорят, соболишек продавал. А может, за что иное попал в милицию. Там и раскрутили все. И здешнее дело тоже. Дали ему десяток лет. По молодости токо. А я бы – вышку! – со злостью сказал Захар. – Но ничего! Его в лагере пришьют, обязательно! Он и там что-нибудь напакостит, его и пришьют!.. Не может он без этого…

Геологи внимательно слушали Захара, стараясь понять тот мир, в котором многое не предсказуемо, где за четырех соболей могут запросто убить.

– Егорыч-то несколько лет тетрадку вел, – неторопливо отхлебнув чая, продолжил охотник. – Записывал все. Причудливый мужик был. Я уж, бывало, говорю: «Зачем тебе это? На, старости лет людей тешить! Так и без этого можно»… А он говорит для дела. Ну, для дела, так для дела… Вот он в ту тетрадку и записывал все. Кто приходил к нему или мимо прошел. Куда сам отправился. И разное другое. В тот раз пришел я к нему где-то в конце декабря. В зимовье не застал. Глянул в тетрадку, а там запись: «Ушел на плашки»… Однако странное дело, подумал я, вроде бы рука не его, да и след лыжный, припорошен уже, на перевал уходил. Туда Егорычу-то незачем ходить! Удивился я, да не дотумкал ничего… Ушел к себе…

Захар достал пачку «Беломора», закурил.

– Через месяц прибежал ко мне, в зимовье, Антон – сын Егорыча. Да ты, поди, его знаешь, – глянул он на Германа Васильевича. – Здесь он, в поселке, шоферит.

Герман Васильевич недоуменно вскинул вверх плечи.

– Ну и память же у тебя, – снисходительно хмыкнул Захар, словно говоря этим, что еще можно ожидать от городских. – Добежал он до меня на лыжах, ввалился, кричит: «Батю убили!»… Аж испужал. Кинулись мы к Егорычу. Обыскали все, но ничего не нашли. Только по весне все вскрылось. Шибко уж он упрятал его…

Охотник замолчал, глубоко затянувшись, пустил тонкой струйкой дым. Было заметно, что он волнуется, вспоминая своего приятеля. Но волнуется сдержанно, по-мужски, не давая волю чувствам. Жизнь в тайге, длительное одиночество, приучили его к выдержке, неторопливой размеренности во всем…

– Ну, мне пора, – помолчав, сказал он. – Идти далече…

– Заглядывай, Захар! Мимо ведь ходишь. Обратно здесь пойдешь?

– Нет, мотором по реке. Давай-ка, Герман, лучше ты заглядывай. Рыбалка у нас – сам знаешь!

– Собираемся через недельку – не раньше.

– Жаль! К тому времени уже уйду с Тагула. Но ничего, бог даст, свидимся…

Захар поднялся из-за стола и не спеша стал собираться. Надев горбач, он поправил на боку нож.

– Пока, мужики! – небрежно бросил он и пошел вверх по ручью, потащив за собой упирающегося щенка.

– Вот бы ту тетрадку достать? – воскликнул Денис, загоревшимся взглядом провожая охотника.

– Зачем она тебе? – удивился Герман Васильевич.

– Ей цены нет! Это ведь таежная летопись!..

– Хм! Может быть…

– Неужели он так занят, что даже в Тайшет некогда съездить? – спросила Юлька начальника.

– Пьет он сильно. Приходит из тайги и несколько дней пьет. Тут не до зубов… А до Тайшета добираться еще надо. Вон он где!

* * *

В воскресенье, на Ивана Купалу, всем отрядом выехали на Бирюсу отдыхать, как было давно уже обещано Германом Васильевичем.

Расположились на самом берегу, на большой зеленой лужайке. Место было красивое. За рекой, сразу от воды, вверх поднимались пожелтевшие от старости скалы, переходя выше в крутой склон, поросший кустарником, над которым пятнами кучерявился смешанный лес. И скалы и лес, отражаясь в воде, создавали иллюзию чего-то зыбкого, как будто там, на дне реки, был свой особенный загадочный мир.

Отойдя в сторону, Юлька села на берегу и, как завороженная, уставилась на реку, на отражающуюся зыбкую картину, которая притягивала взгляд, вызывая в то же время необъяснимое беспокойство. Беспрерывно меняя очертания, там качался какой-то сказочный дворец, двигались расплывчатые фигуры людей и животных. Все суетились, толкались и куда-то спешили, исчезали, то появлялись снова, с отталкивающими фигурами, лицами… И Юлька, оцепенев, с ужасом заметила, что это одни калеки, уроды…

Из этого состояния ее вывели крики и шум ниже по реке. Поднимая тучи брызг, в воду бросился Денис, за ним Пашка. А на берегу, смеясь, от Вики отмахивался Генка:

– Ищи Ивана!

– У нас нет их!..

– Подожди, появятся! – крикнул Денис, выскочил из воды и, ловко увернувшись от цепких девичьих рук, бросился к машине.

Юлька поспешно поднялась и побежала к ним, словно спасаясь от преследующих ее галлюцинаций и бессознательного чувства тревоги.

Вскоре от беготни и криков все утомились и зверски проголодались. Растянув на поляне брезент, Пашка и Денис высыпали на него все съестные припасы.