Книга И снова Оливия - Элизабет Страут

– Я и не знала, что в Мэне бывает так тепло.

– Однако бывает.

И тут Хелен решила купить какую-нибудь картину. Чтобы Маргарет не подумала, будто она сноб, а может, Маргарет уже считает Хелен снобом.

– Погоди, – изящным движением она дотронулась до рукава Маргарет, – дай-ка я взгляну на эти картины.

Морские пейзажи в основном, уйма пурпурных волн и пенистых брызг. Хелен выбрала одну картину маслом, маленькую, подвешенную высоко на белой холстине, – скала, а вокруг бушующие волны.

– Я ее возьму, – сказала Хелен и достала кредитную карту.

Продавец выглядел очень довольным.

– Не надо заворачивать, я ее так заберу, – остановила Хелен продавца, уже схватившегося за рулон крафтовой бумаги.

С картиной в руках Хелен отступила от прилавка и столкнулась с высокой полной старухой, громко говорившей своему спутнику:

– С меня хватит, я сыта по горло этой фигней! Идем, Джек.

– Привет, Оливия, – сказала Маргарет.

– О, привет, Маргарет, – ответила старуха. И оглядела Хелен с головы до ног сквозь темные очки. О том, что ее разглядывают, Хелен догадалась по тому, как старуха медленно наклоняла голову. – Вы кто? – спросила старуха.

– Невестка Маргарет, – ответила Хелен и, поскольку старуха не двигалась с места и молчала, добавила: – Мой муж – брат Боба, мы приехали сюда из Нью-Йорка, отвозили внука в лагерь.

– Отлично, – сказала старуха и указала пальцем на картину в руках Хелен: – Поздравляю с приобретением. – Она развернулась, помахала рукой над головой и вместе со своим спутником зашагала прочь.

* * *

– Она пичкает меня антидепрессантами, – сказал Джим и улыбнулся брату и сестре своей фирменной кривой улыбкой. – Что я могу поделать?

– У тебя депрессия, Джимми? – Сьюзан сидела за кухонным столом напротив Джима. Она работала окулистом и на полдня взяла отгул, чтобы повидаться с братьями. Солнце светило за окном, расчерчивая стол желтыми квадратами.

– Ну, не сейчас, – рассмеялся Джим.

Сьюзан и Боб не смеялись.

– Но была раньше? – допытывалась Сьюзан.

Джим положил руку на руку и отвел глаза:

– Не знаю. – Он разглядывал кухню – маленькую, но и дом у Сьюзан был маленьким. На окнах висели оранжевые занавески, и одна из них трепетала под ветерком у приоткрытой створки, но в комнате было жарковато. – Похоже, она считает, что со мной легче жить, когда я на таблетках, вот я и… на таблетках. – Джим улыбнулся Бобу. – Максимальная доза, поэтому я не пью. Что меня устраивает. Но Хелен явно пристрастилась к бутылке. По вечерам она то и дело подливает себе вина, я заметил.

Сьюзан и Боб молча переглянулись. Затем Сьюзан сказала:

– Но ты в порядке. Так ведь?

– Конечно. – Джим перевел взгляд с сестры на брата.

Бобу показалось, что он видит брата словно через стекло, и понял, что изменилось в Джиме. Живость, напористость пропали. Характером он мягче не стал, просто был одурманен лекарствами. Боб ощутил покалывание в груди и выпрямился.

– Теперь у нас огромный дом, с иголочки, – продолжил Джим. Лицо его поблескивало от пота.

– Тебе не нравится? – спросила Сьюзан, обмахиваясь воротом блузки в бело-голубую полоску.

Лицо Джима стало серьезным.

– Знаешь, – произнес он так, будто только сейчас понял, – на самом деле нет. Я скучаю по прежнему дому, это был необыкновенный дом, а теперь… – Он оглядел кухню Сьюзан словно в поисках подсказки.

– Дворец, – сказал Боб. – Он похож на современный дворец.

– Ага, – протянул Джим и кивнул Бобу.

– Может, тебя так наказывают за измены, – сказала Сьюзан.

И Джим подхватил:

– Ну да, несомненно.

Джим и Хелен жили в Парк-Слоуп, в старинном темно-коричневом особняке из песчаника, и когда Боб впервые после ремонта и переделок ступил внутрь, он подумал, что ошибся адресом. Лепнина, деревянные панели, цветные обои – все исчезло, дом выглядел вылизанным, как дворец. «Как тебе?» – спросила Хелен, едва не задыхаясь от волнения. «Потрясающе, – ответил Боб, – это что-то». «Тебе не нравится», – сказала Хелен, но Боб заверил ее, что это неправда, хотя так оно и было.

Сьюзан вскипятила чайник, и пока она заваривала чай – в трех кружках по одному пакетику в каждой, – Джим сказал:

– Я скучаю по Мэну.

– Что? – встрепенулся Боб.

Джим повторил.

– Вот как? – повернулась к Джиму сестра. – Я часто вспоминаю маму в последнее время.

– Забавно, – откликнулся Джим, – потому что и я тоже.

– Что тебе вспоминается? – спросила Сьюзан, поставив две кружки на стол и взяв себе третью.

– Ну, разное. Как трудно ей жилось, – ответил Джим. – Знаешь, о чем я еще часто думаю с некоторых пор? Мы ведь росли в бедности.

– До тебя только сейчас дошло? – хохотнула Сьюзан. – Джимми, бог ты мой, разумеется, мы были бедны.

Джим посмотрел на Боба:

– Ты это понимал?

– Э-э… да. Я понимал, Джим.

– Наверное, я так долго был богачом – то есть жил как богатый человек долгое время, – что вроде как забыл, в какой бедности мы росли.

– Да, Джим, все верно, – сказала Сьюзан. – Но как такое можно забыть? Мы спасались от холода, затыкая окна газетами.

– Я не забыл. Просто давно об этом не вспоминал.

Сьюзан села за стол.

– Но мы же не были несчастны на самом деле. – Она смотрела на братьев. – Или были?

«Не-а» Боба и «да» Джима прозвучали одновременно.

– Джимми, ты был несчастен? – Сьюзан уже поднесла кружку ко рту, но теперь поставила ее обратно.

– Конечно, был. Я думал, что убил папу, и думал об этом каждый день. И о том, как позволил Бобу взять вину на себя. Каждый день я об этом думал.

Сьюзан медленно покачала головой:

– Джимми, мне так жаль.

– Джим, – сказал Боб, – давай поставим на этом крест. Мы были детьми. И представления не имели, что может случиться.

Джим долго смотрел на брата, наконец сказал:

– Что ж, тебе легко говорить «поставим крест», но это не отпускало меня всю мою жизнь ни на один день. – Он тряхнул головой и закинул ногу на ногу. – Ни на один чертов день.

– Послушай, если бы это случилось с нами сейчас, – заговорил Боб цитатами из Маргарет, – нас бы отправили на терапию, где мы бы выговорились. Но это случилось пятьдесят с лишним лет назад, и все помалкивали, никто ни звука не проронил, только не в Ширли-Фоллз, – ни звука. А тебе пришлось хуже всех… Мне правда очень жаль, Джимми.