Книга Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

Метла по сравнению с многими своими дружками легко отделался. Но вскоре он совершил поступок, благодаря которому его имя вновь попало в документы Сыскного приказа. В июне 1742 года он самостоятельно пришел в приказ в нетрезвом виде и учинил там «шумство». При этом дебошир «о себе, какова он чину, и зачем и х кому пришел, не показал». Его под караулом привели к заседавшему в тот день судье Афанасию Сытину. Представ перед судьей, Иван, видимо, быстро протрезвел и вспомнил, зачем же он все-таки явился: «…а в Сыскном приказ он, Иван, пришел к подьячему Степану Климонтову для отдачи ему денег дву гривен за труд ево, понеже он, Иван, держался в повытье протоколиста Петра Донского… по показанию явшагося мошенника Ивана Каина, ибо де он… взят в мошенничестве сего 742 году в Великой пост…а в роспросе он, Иван, не винился, а потом сего ж 742 году до праздника святыя Пасхи из Сыскного приказа за три дни свобожен».

Возмутителя спокойствия в присутствии судьи обыскали, «а по осмотру явилось у него за пазухою кошелек шит по желтому серебром по горнитуру местами, да платок разных шелков новой же, да рублевик манета, да девять пятикопеешников медных». Иван, явно не ожидавший такого развития событий, сильно растерялся и начал врать: кошелек и платок якобы вручил ему его зять, «польской нации» лавочный седелец Еремей Федоров, «для относу к жене своей, а к ево сестре родной Матрене Ермолаевой», а деньги дал взаймы «фабричный» Сергей Ефимов сын Сафринской «для играния ему, Ивану, в карты». Судья Сытин всерьез решил разобраться с Иваном Метлой. Из Сыскного приказа в торговые ряды был послан канцелярист Иван Григоров, который «близ шапошного женского ряду в лавке» нашел торговавшего «конским убором» Еремея Федорова. Тот сказал канцеляристу, что Ивана Метлу «не знает, и ему он не родственник, и кошелька, и платка, и ничего он ему не давал».

Ивана Метлу посадили в острог и стали наводить о нем справки. Выяснили, что он был внесен в списки «мошенников» Ивана Каина и Алексея Соловьева, но при этом оговоров от других воров на него не было. Также вспомнили, что из проходивших по этому делу «мошенников», еще не отправленных в ссылку, в Сыскном приказе содержался 23-летний Иван Лукьянов сын по прозвищу Гусь, который к тому же раньше был «фабричным» мануфактуры Андрея Еремеева. Он был пойман 28 декабря 1741 года по «указыванию» Ивана Каина, на допросе повинился в многочисленных карманных кражах и 2 февраля 1742-го приговорен к наказанию кнутом, вырезанию ноздрей и ссылке в Оренбург. Битый кнутом, с вынутыми ноздрями Гусь ожидал отправки в сибирскую ссылку. В Сыскном приказе верно рассудили, что он не мог не знать Метлу, раз они работали на одном предприятии и оба были внесены в список «мошенников» Алексея Соловьева.

Девятого июня старые знакомые были приведены в судейскую и поставлены друг перед другом. Иван Гусь должен был дать показания: «Метлу знает ли, и воровства какова за ним не ведает ли?» Протоколист зафиксировал результаты очной ставки: «…показанной суконщик Гусев, на оного Метлу смотря, сказал, что де он ево, Метлу, знает потому, что он, Гусев, с ним, Метлою, имелись на одной фабрики и работали вместе, да он же, Метла, в прошлом 741-м году с товарыщи с Тихоном Степановым и з другими… мошенничали — вынимали разных чинов у людей ис карманов платки з деньгами и кошельки, а он де, Гусев, с ним, Метлою, не мошенничал, а помянутой Тихон с товарыщи ис повытья протоколиста Петра Донского за вины посланы в ссылку».

В Сыскном приказе 2 июля постановили: Ивана Метлу «о воровствах и мошенничестве роспросить в застенке на дыбе с пристрастием, что покажет». Подозреваемый проявил выносливость и ни в чем не повинился. Ввиду отсутствия признания и недостатка свидетельских показаний судьи решили его освободить[290].

Около 1742–1743 годов Иван Метла женился на дочери оброчного крестьянина дворцового села Коломенского Ивана Васильева вдове Прасковье Ивановой, которая раньше была замужем за купцом Петром Васильевым[291]. О мотивах этого брака судить сложно из-за отсутствия прямых источников, но хорошо известно, что женитьба на вдове в XVIII веке нередко была выгодным предприятием, так как родственники давали за такой невестой хорошее приданое. Например, в июле 1734 года проживавший в Москве оброчный крестьянин Гаврила Филатьев, выдавая замуж «москвитина, второй гильдии за купца Артамона Алферьева» дочь Авдотью (ранее она была женой ростовского посадского человека), собрал в качестве приданого «платья и низанья (украшений из бус, вероятнее всего жемчужных. — Е.А.) по цене на триста рублев да денег тысячю рублев»[292].

Нам неизвестно, удалось ли Ивану Метле женитьбой улучшить свое материальное положение. Зато мы знаем, что вскоре после свадьбы Иван Метла с отцом и братом переехал из прихода Николая Чудотворца в Кузнецах на Ордынку, где также поселился на церковной земле. В одном из следственных дел хранится копия договора найма:

«Лета тысяща семьсот четыредесят четвертого генваря в осмый надесят день московской новозаведенной фабрики суконщик Иван Авдеев сын Шавыкин дал я сию запись церкви Николая Чудотворца, что за Москвою-рекою, в Пыжеве, дьякону Василью Никитину в том, что нанял я, Иван, у него, диакона Василья, дворовой ево земли под свое хоромное строение поперешнику четыре сажени с полусаженью, длиннику по одну сторону шесть сажень без аршина, а по другую сторону пять сажень, в приходе той же церкви с вышеписанного числа впредь пять лет до такова ж числа. Найма рядил по пятидесят копеек на год. Деньги платить погодно. Да мне ж, Ивану, на оную землю в телегах или на роспусках взъезжать и съезжать в ево, дьяконовы, вороты беззапретительно. И живучи мне, Ивану, на той ево земле в своем хоромном строении никаким дурным и воровством не промышлять, заповедным питьем и товаром не торговать, с ворами не знатца, стану и приезду ворам к себе не держать, и беглых всяких чинов людей у себя не укрывать, и жильцов бес поручных записей жить к себе не пускать, и ту землю на срок очистить, и наемные деньги заплатить все сполна, и в том ему, дьякону Василью, убытков никаких не доставить. А ежели я, Иван, против сей записи явлюсь виновен, и на мне, Иване, и на порутчиках моих ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА штраф, а ему, дьякону Василью, взять на нас же, кто из нас в лицах будет, те свои наемные деньги и с убытки все сполна, и той земле очиску. А порукою по мне, Иване, нижеподписавшиеся.

К сей записи государственной Юстиц-коллегии подканцелярист Осип Парфенов сын Протопопов вместо вышеписанного суконщика Ивана Авдеева сына Шавыкина… по ево прошению руку приложил. К сей записи третей гильдии купец Родион Иванов по вышеписанном Иване Авдееве ручал и руку приложил. К сей записи дворцового конюшенного ведомства крестьянин Михайла Ефимов вместо поручика Малых Лужников третей гильдии купца Ивана Емельянова, что он по вышеписанном Авдееве ручал, по ево прошению руку приложил. У сей записи Московской крепостной конторы подьячей Василей Гаврилов сын Прянишников свидетелем был и руку приложил.